Мне кажется, никто никогда не переживал такого путешествия и с таким отчаявшимся экипажем. Вдобавок ко всему, мы плыли вдоль того берега острова, где не встретить ни одного европейского судна: морские пути проходят в стороне. Однако мы пустились в море, погрузив все запасы и поклажу. На два больших каноэ мы поставили по мачте, а третью вели на веслах. Когда же поднялся ветер, мы взяли ее на буксир.
Мы шли несколько дней, и нам ничто не мешало. Мы видели туземцев, удивших рыбу с челноков, и порой пытались подойти к ним, но каждый раз они пугались и поспешно удалялись к берегу. Наконец кто-то вспомнил знак дружественного приветствия, с которым обращались к нам обитатели южной части острова, – поднимали длинный шест, – и высказал предположение, что, быть может, для них это обозначает то же, что белый флаг для нас. Мы решили испытать это и, как только увидели рыбачьи лодки в море, подняли шест в каноэ без мачты и направились к ним. Люди в лодках, увидав шест, остановились и, когда мы приблизились, стали грести нам навстречу. Подойдя вплотную, они жестами показали, что очень рады нам, и подарили несколько больших рыбин. Как они назывались, мы не знали, но очень обрадовались. К сожалению, нам нечего было дать взамен, но наш изобретатель, о котором я уже говорил, протянул им две тоненькие, изготовленные из серебряного осьмерика[30]
пластинки. Были они вычеканены четырехугольником, точно бубновая масть, в одном из уголков просверлена дырка. Пластинка так понравилась туземцам, что они заставили нас дожидаться, пока вновь не вытащат сети. Теперь рыбы у нас стало в избытке.Все это время мы разглядывали их лодки, соображая, не пригодятся ли они для наших целей. Но лодки были жалкие, с парусами из циновок, и только один, из какой-то хлопчатой ткани, более или менее годился в паруса, веревки же были скручены из водорослей. Поэтому мы решили, что наши лодки лучше, и оставили туземцев в покое. Мы двинулись на север, двенадцать дней держась вдоль берега. Так как ветер устойчиво дул с востока и с севера, то шли мы хорошо. На берегу не было видно городов, но на скалах, поднимавшихся над водой, часто виднелось по нескольку хижин, а возле них народ, который сбегался поглядеть на нас.
Это было самое странное путешествие на свете. Мы составляли маленькую эскадру из трех лодок и армию из двадцати семи опаснейших людей, когда-либо появлявшихся в тех краях. Если бы туземцы знали, кто мы такие, то отдали бы все, лишь бы избавиться от нас.
С другой стороны, мы были настолько несчастны, насколько смогли это сделать обстоятельства, в которых мы оказались. Ведь мы находились в пути и, в сущности, шли к какой-то неведомой цели, вернее – без всякой цели. Мы вроде как знали, что собираемся делать, но по существу не знали, что делаем. Мы плыли вперед, держа курс на север, и по мере этого продвижения жара усиливалась и становилась непереносимой для нас, находившихся на воде без всякого прикрытия от жары или дождя. К тому же находились мы в южном полушарии в октябре или около того и с каждым днем приближались к солнцу[31]
, a солнце приближалось к нам, пока не остановилось на широте в двадцать градусов. А так как пять-шесть дней назад мы пересекли тропик, то еще через несколько дней солнце окажется в зените, над самыми нашими головами.Принимая все это во внимание, мы решили отыскать на берегу подходящее место, где могли бы разбить палатки и выждать, пока спадет жара. К этому времени мы уже оставили позади половину острова и подошли к той его части, где берег заворачивал на северо-запад, обещая сократить переход к Африке намного больше, чем мы рассчитывали. Несмотря на это, мы имели достаточно оснований предполагать, что расстояние все же составляет более ста двадцати лиг.
Итак, мы решили причалить из-за жары; к тому же припасы наши истощились, их оставалось всего на несколько дней. Пристав рано поутру к берегу, – как мы поступали обычно раз в три-четыре дня, – чтобы возобновить запасы воды, мы принялись обсуждать, продолжать ли путь или продлить стоянку здесь. Но по многим соображениям, которые сейчас нет смысла пересказывать, мы этого места не одобрили и решили через несколько дней пуститься в путь.
Проплыв дней шесть на северо-северо-запад под добрым ветром с юго-востока, мы заметили на значительном расстоянии мыс, выдававшийся далеко в море. И так как всем очень хотелось узнать, что находится за мысом, мы решили не становиться на якорь, пока не обогнем его. Мы продолжали путь при попутном ветре, но и то лишь через четыре дня достигли наконец мыса. Невозможно выразить отчаяние и печаль, охватившие нас, когда мы добрались туда: обогнув оконечность мыса, мы увидели, что по ту сторону берег отступает так же резко, как выдается по эту сторону. Одним словом, решись мы двинуться через море к Африке, мы должны были бы пуститься в путь отсюда, ибо чем дальше, тем все больше расширялось море и какой достигло бы оно ширины, нам было неизвестно.