Всеобщая история стран и народов мира

Первым успехом этого взаимного соглашения было то, что Цезарь, по уговору, был выбран в консулы на 59 г. до н. э. Рядом с ним аристократы посадили одного из своих, Марка Кальпурния Бибула, – человека совершенно ничтожного. Цезарь вступил в исполнение своей должности с великим спокойствием и полной уверенностью, провел аграрный закон, по которому и ветераны Помпея добились исполнения своих притязаний. Сотоварищ Цезаря хотел было оказать ему сопротивление, и Цезарь попытался его уговорить и убедить ласковым словом, но когда увидел, что это невозможно, то приказал силой (но без повреждения их личности) удалить с площади и консула Кальпурния и вождя крайних оптиматов Марка Порция Катона (Младшего), после чего провел свои меры, не обращая ни малейшего внимания на бессильные протесты Кальпурния Бибула. Тогда присмиревший сенат подтвердил все распоряжения Помпея в Азии, не входя в расследование подробностей и не противоречил, когда по предложению трибуна Публия Ватиния народ возложил на Цезаря на 5-летний срок сопряженное с большими полномочиями проконсульство в Цизальпинской Галлии и даже подчинил его власти Трансальпийскую Нарбонскую Галлию в качестве провинции. Помпею и Крассу предстояло остаться в Риме, чтобы вместе с особой комиссией из двадцати человек совершить распределение земель по состоявшемуся аграрному закону Юлия Цезаря. Одновременно в интересах триумвирата было решено удалить из Рима некоторых беспокойных людей; так например Цицерона, которому поставили на вид незаконное присуждение катилинариев к смертной казни (и тщетно унижался он теперь перед Помпеем, лишь бы как-нибудь избежать ссылки!), и Марка Порция Катона, которому навязали почетное поручение финансового характера и отправили на Кипр.

Когда в 58 г. до н. э. Цезарь как проконсул отправился в свою провинцию, он приступил к разрешению большой и трудной задачи внешней политики, и это разрешение должно было иметь впоследствии величайшее, всемирно-историческое значение.

Галлия и галлы

Юго-восточная часть нынешней Франции, которую римляне называли страной кельтов Галлией, так называемая Нарбонская провинция, которая простиралась вверх по долине Роны до городов Вьенны и Женевы, а на запад – до Толозы, представляла собой вполне цивилизованную страну, да еще цивилизованную на римский лад. Жизнь здесь проявлялась в таких формах, которые вели свое начало еще от издревле основанного здесь греческого города Массалии. Эта греко-римская культура до некоторой степени перешла и на соседние области свободной Галлии, с которой велись весьма оживленные торговые отношения; но, конечно, по мере приближения к северу Галлии следы этой культуры становились все менее и менее заметными. Препятствием к воспринятию греко-римской культуры служил и политический строй Галлии. На всем ее обширном пространстве господствовали те же нравы и те же условия общественной жизни: жрецы и знать всюду преобладали, а масса народа, находившаяся в безусловном повиновении у жрецов и в порабощении у знати, представляла собой нечто вроде живой собственности, не более. Из этого становится ясно, что высшая, царская власть, по природе своей созданная для защиты слабого от сильного, или не существовала совсем, или была низведена до полного бессилия.

Весь народ был поделен на великое множество отдельных племен, которые тут и там случайно соединялись в более обширные союзы, но в большинстве случаев проводили жизнь в раздорах и взаимных усобицах. Ни о каком политическом единстве не могло быть и речи. Только жреческое сословие, каста друидов, представляла собой цельный, сплоченный организм, со своей особой иерархией, во главе которой стоял высший друид, и эта каста оказывала на духовную жизнь всего народа однообразное влияние, но ничуть не благодетельное и не способствовавшее прогрессу народа в культурном смысле. Всюду еще человеческие жертвоприношения были в обычае, и дикие, страстные проявления варварства нигде и ничем еще не обуздывались, хотя временами и проявлялись следы каких-то более утонченных рыцарских обычаев.