Гораздо более плодотворной и благодарной всюду оказывалась эпическая поэзия. Ее развитие в Германии можно проследить только в самых общих чертах. Народная, первоначальная основа этой поэзии и даже форма, в которой распространяли ее повсюду странствующие народные певцы, естественно, утрачена навсегда: об этой основе, об этих сагах, можно составить некоторое приблизительное понятие по тем произведениям, в которые впоследствии эти саги были введены. Такой переработкой древних народных сказаний является, например, «Вальтари, мощный рукой» – Waltarius топи fortis – поэма, около 930 г. сложенная Эккехардом, монахом знаменитого Санкт-Галленского монастыря. В этом произведении он переложил в латинские стихи, подражая размеру Вергилия, одно из древних народных сказаний героического эпоса. Но в период крестовых походов эпическая поэзия развивается, расширяет свой полет и принимается за разработку все новых сюжетов. Благочестивые легенды и вся область духовных сказаний уступают место светскому роману, который в первых своих образцах в XI в. представляется бедным и по форме, и по содержанию. Мелкие эпические произведения, которые прежде пели народные певцы, заменяются теперь более крупными, основой для которых служат сказания об Александре Великом и о Карле Великом, а также французские, английские, древнеримские и древнегерманские саги.
Подобная литература возникает в Германии около 1170 г., и ее существование заставляет предполагать уже известный круг читателей, не просто слушателей. В довольно обширной области подобного рода произведений есть и «Песнь о Роланде» священника Конрада Регенсбургского, и «Песнь об Александре» священника Лампрехта из Трира, и переложение «Энеиды», написанное Генрихом фон Фельдеке. Но из общей массы таких произведений выделяются два больших эпоса – «Песнь о Нибелунгах» и «Кудрун», авторы которых неизвестны, хотя и то и другое, очевидно, относятся в окончательном варианте к штауфенскому периоду (к началу XIII в.). В это время и придворные поэты, подобные Готфриду Страсбургскому или Вольфраму фон Эшенбаху, уже вполне сознательно и обдуманно относятся к своим произведениям (первый создал «Тристана и Изольду», второй – «Парцифаля»). В них находим более глубокое понимание духовной жизни того времени и тех интересов, которые занимали в это время высшие классы. Но в «Песни о Нибелунгах» и «Кудрун», возникших из народной основы, ближе знакомишься и с жизнью, и с духом, и с воззрениями не отдельных классов общества, а всей германской нации. В основе этих двух произведений лежат не какие-нибудь временные и преходящие интересы, а отношения, которые в том или другом своем проявлении всегда привлекали к себе внимание и интерес всех. Весьма важно было и то, что подобные произведения, привлекавшие внимание общества, стали появляться не на чуждой большинству латыни, а на народном языке и что их авторами были уже не духовные лица, грамотные по преимуществу и обязанности своего звания, а миряне – рыцари или певцы по ремеслу, которые могли воспевать все, что вздумается, и, не затрудняясь ничем, выражать свои подлинные ощущения и воззрения.
Эта литература ясно доказывает, в какой степени в эти столетия духовный горизонт расширился, а духовная жизнь европейских народов стала богаче и разнообразнее. И мысли, и разговоры людей стали более, чем прежде, вращаться в области мирского. Если в это время слышны обращенные к церкви и духовенству укоры в излишнем увлечении мирскими интересами, то поводом к этому, конечно, была не только жажда власти и обладания у епископов и пап, а и то, что вообще все умы той эпохи обратились главным образом к мирскому. Это направление отразилось и на духовном сословии, которое тем менее имело возможность от него уклониться, что в период крестовых походов было призвано к участию во всех политических и военных делах. Оба сословия – и рыцарское, более и более перерождавшееся в аристократию, и духовное – не враждовали друг с другом. Церковь охотно придает свои формы и рыцарским празднествам, и даже рыцарским забавам. Так, например, церемония вступления в рыцари начиналась с того, что служили обедню; да и вообще образование рыцарства было слишком поверхностно и слишком проникнуто суетностью, чтобы рыцарство могло помышлять о сколько-нибудь серьезной оппозиции по отношению к духовенству и церкви. Более глубокое воззрение на соотношение божеского и человеческого начала скорее возникало в тех слоях народа, где главное содержание жизни составляла суровая трудовая деятельность.