Читаем Всеобщая теория всего полностью

Во-первых, человек ощущает себя членом группы, стаи, коллектива, частью сильного и большого целого. И через то ощущает себя гораздо более значительным. Невелика крыса, а если их толпа – беги с дороги.

Во-вторых, его потребность в значительности – просто перенесена на внешний объект. Вот такая условная форма. Он плачет, когда проиграл кумир, и буйствует от радости, если кумир победил.

А как орут! Как спорят! Как дерутся! Аж убивают иногда. Знай наших, гад.

Азартные игры, пари, хобби и многое другое при самом ближайшем рассмотрении есть то же самоутверждение. Но чтоб не впасть в излишне многословное занудство, взглянем еще только на два явления:

Дуэль. Что такое унижение, оскорбление? А это когда человеку в той или иной форме заявляют: «Ты незначителен. Я главнее тебя. Мое слово, мнение, желание – главнее твоего, и ты должен подчиниться, заткнуться, будет не так, как хочешь ты, а так, как хочу я».

Унижение может быть в разных плоскостях. Назвали дураком – умственно несостоятелен. Назвали сволочью – морально несостоятелен. Слабак – несостоятелен физически или характером. Бестолочь – профессионально несостоятелен. Что такое публичная пощечина? Это заявление: по своим моральным качествам ты ниже меня, и ниже вообще всех достойных людей, я тебя не уважаю, и вообще тебя уважать нельзя, а я тебя не боюсь, мне есть за что себя уважать, и я отношусь к тебе с презрением и превосходством, потому что я человек, а ты нет, ты мразь.

Оскорбленный переживает это необыкновенно болезненно. Не в том дело, что он подлец, он сам это отлично знает. А в том, что он равен по значению вот таким-то достойным людям, и сам такой же достойный, значительный среди людей. И вдруг ему говорят: плевать на твое богатство, чины и заслуги – вследствие вот такого-то своего поступка ты теперь незначительный, недостойный, все не признают тебя за равного, ты последний, презираемый, пошел вон, тебе здесь не место. Вот что означает пощечина.

Оскорбленный ущемлен в главном – в своем самоутверждении. Причина, аспект обвинения – дело десятое. Как он может теперь утвердиться? Поединок с оружием в руках! Еще посмотрим, кто из нас значительнее – храбрее, сильнее, ловчее. И общественная мораль всегда признавала это!! Вышел драться – уже достоин, струсил – дерьмо. Храбрость и сила все покроют.

Не в том дело, что я подлец, не в том, что все это знают, а в том, что ты посмел мне это сказать.

Бред, да? Обвиняют в одном, а оправдывают за другое. Почему? А это «другое» в деле самоутверждения самое главное. Что у тюленей на гальке перед самками, что у мушкетеров в королевском дворце.

Известная каждому ситуация: вас неожиданно и болезненно обхамил, оскорбил начальник или просто прохожий бандюга. И по морде не дашь – или уволят навсегда, или изуродуют. И ответа подходящего в волнении не найти. И ничего не докажешь, сам же еще пострадаешь безвинно. Мог бы безнаказанно – уб-бил бы г-гада. Просто пристрелил? Нет, неинтересно, мало просто лишить его жизни – надо, чтоб он перед смертью знал, кто его убил и за что. Он покусился на святая святых – вашу значительность. Самоутвердился через унижение вас. Так пусть знает, кто значительнее!

Вот абхазу или корсиканцу обычай позволяет застрелить обидчика в спину из засады. Неблагородно, трусливо, не так значительно. Но все остальные все равно узнают, что убил, поступил по-мужски. А родня убитого, в свою очередь, начнет охоту на тебя, и ты это знаешь, на этот риск идешь. И так, пока весь род не искоренят, не успокоятся. Такой подход даже круче поединка.

Кодексы чести и формы достоинства могут быть разными. Но самое главное в них едино: не смей меня задевать, а то уничтожу. А если не уничтожишь – ты незначителен.

Самопожертвование. Когда плененный, обреченный на казнь викинг хотел продемонстрировать свое мужество и презрение к врагам, он просил сделать ему «кровавого орла». Эта самая жестокая из казней производилась только добровольно, и в ней нельзя было отказывать: разрубались и раздвигались ребра на спине и у еще живого вырывались легкие вместе с сердцем.

Что ж, военное счастье ему изменило: судьба. Но он храбр, достоин, и самой своей смертью заставит даже врагов уважать себя.

Здесь – все равно помирать. А вот самурай, следуя бусидо, кодексу чести профессионального японского воина, взрежет себе живот из чести, если честь повелевает умереть. Жить может любой, это удел черни, трусливых обывателей, а вот умение жертвовать жизнью своим ценностям, правилам, достоинству – это удел лучших, самых уважаемых. А струсишь, не сделаешь харакири – сгинь с глаз, презираемый всеми.

И всегда самурай бесчестию предпочитал смерть. Умереть – но быть достойным и уважаемым.

Не столь жесткий, но кодекс чести был в разные времена у разных народов – и только у высших классов. А высший класс всегда происходил из воинов. И бесчестью, если нет способа восстановить честь, всегда полагалось предпочесть смерть. Честь покойника как бы частично восстанавливалась.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Философия музыки в новом ключе: музыка как проблемное поле человеческого бытия
Философия музыки в новом ключе: музыка как проблемное поле человеческого бытия

В предлагаемой книге выделены две области исследования музыкальной культуры, в основном искусства оперы, которые неизбежно взаимодействуют: осмысление классического наследия с точки зрения содержащихся в нем вечных проблем человеческого бытия, делающих великие произведения прошлого интересными и важными для любой эпохи и для любой социокультурной ситуации, с одной стороны, и специфики существования этих произведений как части живой ткани культуры нашего времени, которое хочет видеть в них смыслы, релевантные для наших современников, передающиеся в тех формах, что стали определяющими для культурных практик начала XX! века.Автор книги – Екатерина Николаевна Шапинская – доктор философских наук, профессор, автор более 150 научных публикаций, в том числе ряда монографий и учебных пособий. Исследует проблемы современной культуры и искусства, судьбы классического наследия в современной культуре, художественные практики массовой культуры и постмодернизма.

Екатерина Николаевна Шапинская

Философия