Всешутейший собор. Смеховая культура царской России

Есть анекдот о неистощимом остроумии Ивана. Тот просил Петра I дать ему должность мухобоя, на что царь согласился. Однажды во дворец приехали два немецких министра. Они были лысыми. Вот села муха одному министру на лоб, и Балакирев взял мухобойку и ударил его по лбу. Министр покраснел, а рассерженный Петр тут же набросился на Ивана. «Вы дали мне должность мухобоя. А если муха села на лысину такого важного лица, то должен же я ее убить», – парировал шут.

В другом анекдоте Петр привлекает шута для борьбы с ненавистными ему противниками реформ. «“Как бы мне отучить бояр от грубых привычек их?” – сказал однажды государь Балакиреву. “Мы их попотчуем стариной, – отвечал находчивый шут, – а чтоб действительнее была цель наша, то мы состроим свадьбу какого-нибудь шута придворного”. – “Ну и дело, – сказал государь, – Исайков надоел мне просьбами о женитьбе. Ты будешь его дружком и поусерднее попотчуешь их стариною!” – “Только вели, государь, побольше купить жиру, перцу и самого дурного полугару”, – предложил Иван. Сказано – сделано. Съехавшиеся на свадьбу во дворец Лефорта придворные в нарядах XVII века были шокированы. «Можно представить, как приятно было такое угощение даже самым грубым староверам, которые, не оставляя старых обычаев, платья и бороды, познакомились, однако ж, охотно с лучшими кушаньями и винами. И как жестока была для них такая насмешка! С тех пор они стали не так грубы, как прежде».

Читатель, даже поверхностно знакомый с Петровской эпохой, увидит здесь явное смещение времени: упоминаемый в тексте адмирал Ф.Я. Лефорт скончался в 1699 году; дворец же его был известен позднее как дворец А.Д. Меншикова, к которому это здание перешло после смерти Лефорта. Да и сама отчаянная борьба Петра с ветхозаветными бородами и старорусским платьем была актуальна для 1698-1700 годов, и понятно, что Балакирев, родившийся в 1699 году, принимать в ней участие никак не мог.

Как же попали подобные легенды в народную среду? Исследователи отмечают, что основой для них послужили книги: «Собрание анекдотов о Балакиреве» (Берлин, 1830), составленное литератором Ксенофонтом Полевым, и «Анекдоты о Балакиреве, бывшем шутом при дворе Петра Великого» (М.: Унив. тип., 1831) некоего Александра Данилова. Только в XIX веке различные вариации анекдотов о шуте печатались под разными заглавиями свыше семидесяти (!) раз. «Можно думать, – замечает по этому поводу историк Е.В. Анисимов, – что они были в числе самых читаемых народных изданий и вместе с лубками их развозили с ярмарок по всей России». Сведения об Иване взяты по преимуществу из этих сборников, и потому за достоверность их нельзя поручиться.

Что же касается сюжетов о царском шуте, то К. Полевой, А. Данилов и их последователи позаимствовали их из собраний анекдотов, каламбуров и острот XVIII века, к Балакиреву никакого отношения не имевших. Можно назвать такие издания как «Разные анекдоты, содержащие в себе мудрыя деяния, великодушныя и добродетельныя поступки, остроумные ответы, любопытныя, приятныя и плачевныя произшествия, – и служащие к пользе, забаве, удовольствию и образованию всякаго состояния людей» (М.: Тип. Х. Клаудия, 1792) и знаменитый «Письмовник» Н.Г. Курганова, выдержавший десять переизданий (из них шесть в XVIII веке), а также книги: «Товарищ разумной и замысловатой, или Собрание хороших слов, разумных замыслов, скорых ответов, учтивых насмешек и приятных приключений знатных мужей древняго и нынешняго веков. Переведенной с французскаго и умноженной из разных латинских к сей же материи принадлежащих писателей, как для пользы, так и для увеселения общества. Петром Семеновым» (3-е изд. – М.: Тип. Компании типографической, 1787) и «Кривонос домосед страдалец модной» (Спб: Тип. Богдановича, 1789). А сюжеты этих книг восходят, в свою очередь, к рукописным стихотворным сказаниям о скоморохе-плуте и переводным рассказам о проделках шутов (Совест Драла, Гонеллы, Станчика и др.).

Таким образом, русские компиляторы использовали так называемые «бродячие» сюжеты анекдотов, которые они приноровили (более или менее ловко) к нашей действительности, приписав их Балакиреву и Петру. Однако, не отягощенные знаниями реалий Петровской эпохи, они допустили множество временны2х несообразностей. Нам же предстоит выяснить, насколько реален исторический характер шута Балакирева.