Всевидящее око

– Капитан, – сказал я, – я начинаю думать, что нас здесь ждали.

Солнце смогло-таки выйти из-за голубых каменистых склонов, и впервые за утро его яркий желтый свет залил мрачную комнату, помогая мне понять, что происходит.

– В чем дело? – спросил капитан Хичкок.

Он уже достал из сундука маленький сверток в коричневой бумаге и протягивал его мне, как подношение, однако я уже бился в дверную створку.

– Не открывается, – сказал я.

– Отойдите в сторону! – закричал он.

Он отложил сверток в сторону и дважды ударил ногой в дверь. Створка содрогнулась, но устояла. Еще два удара – тот же результат. Теперь мы оба били ногами в дверь, но даже сквозь этот грохот звук по ту сторону был слышен.

Неповторимый звук. Влажное шипение, похожее на умирание свечи.

А потом к нему прибавилось еще кое-что: свет, мерцающий в щели между дверью и полом.

Хичкок сориентировался первым. Он схватил дорожный сундук одного из кадетов и метнул его в дверь. Створка чуть-чуть прогнулась – достаточно, чтобы дать нам надежду. При следующей попытке мы вдвоем взялись за сундук и, объединив усилия, ударили по двери. На этот раз дверь поддалась, и между ней и рамой образовалась щель шириной, наверное, дюйма три. Еще один удар Хичкока – и защелка на той стороне оторвалась. Дверь распахнулась, мы выскочили в коридор и увидели на полу черный шар размером с мускусную дыню с длинным запальным шнуром, по которому бежал огонек.

Хичкок схватил бомбу и за три больших шага преодолел расстояние до ближайшего окна. Открыв его, убедился, что внизу никого нет, и бросил шар во двор.

Тот упал на траву, а шнур продолжал дымиться и шипеть.

– Мистер Лэндор, отойдите от окна.

Но я, как и он, не смог. Мы наблюдали, как продвигается огонь – кто мог подумать, что ему предстояло преодолеть такое большое расстояние? – и пребывали в том же состоянии, как когда читаешь книгу из-за чьего-то плеча и ждешь, когда перевернут страницу.

И вот ее перевернули… Но ничего не произошло, лишь рассыпались и потухли искры. Ни взрыва, ни облака серы, просто тишина. Да пара облачков дыма. Да учащенное биение моего предательского сердца. И мысль, реальная, как рана: снова кто-то опередил нас.

Несколько минут спустя, когда дым исчез, а с бомбой так ничего и не случилось, капитан Хичкок вернулся в комнату, подобрал отброшенный сверток и медленно, с величайшей осторожностью, словно это древняя мумия фараона, принялся разворачивать коричневую бумагу.

То было сердце. Сочащееся ржой. Голое и сырое, как сама жизнь.

Повествование Гаса Лэндора

18

16 ноября

Думаю, нам повезло, что доктору Марквизу, когда мы принесли ему сердце для опознания, не пришло в голову спросить, где мы его нашли. Зрелище было для него слишком захватывающим: сердце, все еще в бумаге, лежащее на кованой кровати в палате Б-3 точно так же, как когда-то лежал Лерой Фрай. Его пальцы непроизвольно тянулись к нему. Доктор Марквиз щелкнул языком, прочистил горло…

– Разложение не настолько сильное, – наконец произнес он. – Должно быть, хранили в холодном месте.

– Да, там было холодно, – сказал я, вспомнив комнату Артемуса.

Доктор, потирая подбородок, медленно обошел кровать, прищурился.

– Гм, – сказал он. – Да, джентльмены. Вижу, почему вы могли решить, что оно принадлежит человеку. Почти идентичные, правда? Предсердия и желудочки, клапаны и артерии – всё на тех местах, где и должно быть, да.

– Но?..

Его глаза сияли, когда он поднял голову и посмотрел на нас.

– Размер, джентльмены. Он все меняет. Эта штуковина, – он сунул пальцы под сердце, прикинул его вес, – весит более пяти фунтов. Почти наверняка. В то время как человеческое сердце редко набирает девять-десять унций.

– Не больше кулака, – сказал я, вспомнив последний разговор в этом помещении.

– Именно так, – сказал он, лучась.

– Тогда, пожалуйста, ответьте нам, – сказал Хичкок, – если это не человеческое сердце, то какому существу оно принадлежало?

Доктор свел на переносице брови.

– Гм, да, а вот это загадка… Для овцы слишком большое. Коровье, таково мое предположение. Да, почти наверняка коровье. – Он опять просиял. – Хочу вам сказать, джентльмены, что этот экземпляр напоминает времена моей молодости. В Эдинбурге мне довелось препарировать множество коровьих сердец. Доктор Хантер часто повторял: «Если не можешь разобраться с сердцем коровы, тебе нечего делать с сердцем человека».

Хичкок закрыл ладонями лицо. Его голос звучал устало, как оседающая пивная пена.

– Хаверстроу, – мрачно сказал он. – Должно быть, сердце из Хаверстроу.

Так как капитан рассчитывал, что я сразу отвечу, он убрал руки от лица, посмотрел на меня и спросил:

– Не припоминаете? Два расчлененных животных, о которых мы две недели назад прочли в газете? Одно из них, если не забыли, корова.

– Помню, – сказал я. – И полагаю, что ваша версия – возможное объяснение в той же степени, как и любое другое.

Он медленно выдохнул сквозь стиснутые зубы:

– Мистер Лэндор, вы хоть раз можете сказать что-то определенное? Хоть один? А не ограничиваться вероятностями?