Я прекрасно его понимал. Так мы и сидели в его затхлом кабинете; в отдалении били барабаны. В нашем распоряжении имелось cущественнейшее из свидетельств, однако мы никуда не продвинулись и даже, возможно, отступили на шаг.
Но ведь сердце, скажешь ты, Читатель. Разве его мало? Что ж, насколько нам было известно, никто не видел, чтобы Артемус убирал его в сундук; как первым отметил сам Хичкок, туда его мог положить любой. Комнаты кадетов никогда не запирались. Что также означало, что любой мог засунуть щепку в петлю замка, дабы помешать нам с Хичкоком выйти.
А как же бомба? Разве ее так легко раздобыть? Вообще-то да. Пороховой погреб охраняется плохо, а ночью вообще не охраняется, к тому же снаряд не был начинен порохом.
И все же кто-то… кто-то поджег шнур. Кто-то стоял в коридоре, пока мы с Хичкоком были в комнате Артемуса, в промежуток от десяти тридцати до десяти тридцати пяти.
И самым мерзким было следующее: у Артемуса Марквиза имелось алиби. С девяти до полудня он находился в классе, сидя рядом с Боллинджером, как выяснилось, и изображал интерес к тактике артиллерийских и пехотных подразделений. Ни один кадет, как поклялся профессор, ни на полсекунды не покидал учебную аудиторию.
Так что мы практически отказались там же, откуда начинали, если не считать одного. Никто чужой не смог бы за эти пять минут добраться до комнаты Артемуса. Ни утром, ни прошлым вечером часовые не докладывали о проникновении на территорию посторонних. Даже если б чужак смог проскользнуть мимо постов, его обязательно заметили бы – при свете дня в самой посещаемой части академии.
Итак, и если отбросить в сторону все ложные выпады и хитрости, можно было сделать только один ясный и четкий вывод: наш злодей – наши злодеи – внутри.
Теперь ты видишь, Читатель, почему я готовился оплакивать капитана Хичкока. Он позволил себе надеяться. До сих пор гибель курсантов ограничивалась одним случаем. В газетах больше не сообщалось о жестоком обращении с домашним скотом. У него имелись все основания верить, что безумец, напавший на Лероя Фрая, отправился терроризировать людей в других местах. Их, конечно, жалко, но они за пределами сферы ответственности Итана Аллена Хичкока.
Все изменилось за те десять секунд, что он нес бомбу к окну.
– Вот чего я не могу понять, – сказал капитан, – почему Артемус – если он тот, кто нам нужен – показал себя таким идиотом и оставил сердце в сундуке. Он же знает, что мы постоянно инспектируем казармы. Наверняка мог найти место получше.
– Если только… – сказал я.
– Если только что?
– Если только его не положил туда кто-то другой.
– С какой целью?
– Чтобы навести подозрения на Артемуса, естественно.
Хичкок долго смотрел на меня.
– Хорошо, – наконец сказал он. – Тогда зачем кто-то подложил бомбу – бомбу без пороха – под дверь? Причем пока Артемус был в классе?
– Пожалуй, чтобы обеспечить ему алиби, – сказал я.
По обе стороны его рта образовались глубокие складки.
– То есть вы, мистер Лэндор, предполагаете, что какой-то… какой-то молодой человек хочет обелить имя Артемуса, в то время как другой молодой человек хочет, чтобы его вздернули? – Он обхватил руками голову. – Ну а куда в таком случае вписывается сам Артемус? Господи, я впервые ввязываюсь в такую… такую чудовищную неразбериху…
Читатель, я не хочу, чтобы ты думал, будто капитан Хичкок был против глубокого анализа. Он был – и это подтвердит любой – знающим человеком, на «ты» с Кантом и Бэконом. Последователем – не поверишь – Сведенборга[94] и алхимиком. Но, полагаю, он предпочитал заниматься анализом и размышлениями на своих условиях, в тишине квартиры. Так как ситуация касалась Артемуса, он хотел, чтобы дела текли ровно, как вода на мельницу: в соответствии с согласованными законами, без возможности внешнего вмешательства, человеческого или какого-то другого.
– Хорошо, – снова произнес капитан. – Принимаю тот факт, что мы не можем сделать твердого заявления. Тогда что вы предлагаете предпринять?
– Предпринять? Совсем ничего.
Хичкок уставился на меня.
– Мистер Лэндор, – обманчиво спокойным голосом сказал он, – в кадетском корпусе найдено сердце. Офицеру Соединенных Штатов и частному лицу угрожали бомбой. И вы мне заявляете, что ничего делать не надо?
– Ну, мы же не можем посадить Артемуса под арест. И вообще никого арестовать не можем. Так что, боюсь, я плохо представляю, что мы вообще можем сделать, кроме как попросить плотника починить дверь Артемуса.
Хичкок провел рукой по краю стола, и я увидел, как его взгляд стал медленно перемещаться к окну. В тот момент, когда дневной свет выхватил его профиль, я буквально почувствовал всю тяжесть груза, что давил на него.
– В ближайшие дни, – сказал он, – мы ожидаем приезда родителей мистера Фрая. Я не тешу себя иллюзиями, что смогу дать им утешение. Но хотел бы открыто посмотреть им в глаза и торжественно пообещать: то, что случилось с их сыном, никогда не случится с другим кадетом. Во всяком случае, пока здесь командую я. – Теперь он положил на стол обе руки. И устремил взгляд на меня. – Смогу я пообещать им это, мистер Лэндор?