Читаем Всеволод Бобров полностью

В итоге отношения в футболе с тренером Аркадьевым и в хоккее с тренером Тарасовым у Всеволода Боброва складывались совершенно по-разному. И это в немалой степени отразилось на том, что именно почерпнул Бобров у своих наставников. Он считал необходимым во многом подражать Аркадьеву. И последующая тренерская практика Всеволода Михайловича полностью подтвердила, что он придерживался педагогических концепций своего футбольного тренера Бориса Андреевича Аркадьева. Однако и паука Тарасова пошла на пользу: Бобров четко осознал, но какому пути ему идти не следует.

Из всего вышеизложенного вовсе не надо делать вывод, будто точка зрения Всеволода Боброва была более верной, чем позиция Анатолия Тарасова, или наоборот. Речь идет лишь о том, что Бобров и Тарасов придерживались различных тренерских концепций, причем каждая из них имела право на жизнь, у каждой были свои сильные и слабые стороны. И необходимо повторить, что именно в споре этих концепций, как и в столкновении других столь же интересных мнений, рождался общепризнанный во всем мире единый стиль советского хоккея.

Но в свете этих фактов особенный интерес приобретают строки из книги Анатолия Фирсова «Зажечь победы свет»[28], где знаменитый хоккеист пишет: «Из армейского гнезда вышли в большой спорт многие поколения талантливейших хоккеистов-от Александра Виноградова и Всеволода Боброва, от Евгения Бабича и Григория Мкртычана, от Николая Сологубова, Дмитрия Уколова, Генриха Сидоренкова и Николая Пучкова, от Александра Альметова и Вениамина Александрова, от Константина Локтева и Виктора Кузькина до Владимира Викулова и Валерия Харламова. И каждый из них прошел школу Тарасова» (курсив мой. – А. С). Историческая правда развития советского хоккея с шайбой не подтверждает мнение о том, что Виноградов, Бобров и Бабич «прошли школу Тарасова». У Анатолия Владимировича Тарасова немало крупных заслуг перед советским хоккеем, и нет необходимости добавлять к ним заслуги несуществующие, внося путаницу в умы молодых поколений болельщиков, которые знакомятся со спортивным прошлым по мемуарам.

Когда Всеволод Бобров стал тренером, в отличие от Анатолия Тарасова ему не пришлось «работать на авторитет». Он брал в руки клюшку, показывал, что и как надо делать с шайбой, и этот наглядный пример становился аксиомой, не требующей ни пояснений, ни доказательств, поскольку исполнение было совершенным. Поэтому уважение игроков к Боброву, все делавшему лучше их, постоянно возрастало. Вдобавок занятия, которые проводил Всеволод в период чемпионатов, содержали большое количество двусторонних игр, что тоже очень нравилось хоккеистам.

Спортсмены-летчики жили на своей маленькой базе в Тушине и после завтрака сразу выходили на лед. Бобров практически не контролировал игроков, стремился сделать их своими единомышленниками, полностью рассчитывая не столько на сознательность своих подопечных, сколько на их любовь к хоккею, которую старался подогреть игровым стилем тренировок. Всеволод по складу своей натуры всегда – и в спорте и в жизни – оставался человеком вольницы, вихря, а потому занятия со спортсменами не втискивал в жесткие регламентированные рамки[29].

И сам тренировался, как все: он очень любил работать с вратарями, оттачивая броски, и посвящал этому занятию львиную долю времени.

Но особенно нравились игрокам ВВС разборы, которые Бобров устраивал после каждой игры. Хвалил Всеволод Михайлович редко, однако и критика его была не разносной. Он просто указывал абсолютно каждому хоккеисту на его ошибки в конкретных ситуациях, которые воспроизводил с фотографической точностью. Павел Жибуртович вспоминает, что даже после победных игр с сильными соперниками Бобров все равно в обязательном порядке делал всем советы-замечания. И в этой связи приводит слова одного из динамовских тренеров последующего поколения, который говорил, что предпочитает формулировать недостатки лишь в общем виде, без персональных замечаний, поскольку это, мол, травмирует игроков.

Между тем игроков команды ВВС замечания Боброва не только не травмировали, а, наоборот, побуждали тренироваться еще упорнее, хотя их почти не контролировали. И непреложный факт заключается в том, что все три года, пока Всеволод Михайлович Бобров тренировал команду ВВС, она неизменно становилась чемпионом страны по хоккею с шайбой.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сердца, отданные спорту

Похожие книги

10 гениев, изменивших мир
10 гениев, изменивших мир

Эта книга посвящена людям, не только опередившим время, но и сумевшим своими достижениями в науке или общественной мысли оказать влияние на жизнь и мировоззрение целых поколений. Невозможно рассказать обо всех тех, благодаря кому радикально изменился мир (или наше представление о нем), речь пойдет о десяти гениальных ученых и философах, заставивших цивилизацию развиваться по новому, порой неожиданному пути. Их имена – Декарт, Дарвин, Маркс, Ницше, Фрейд, Циолковский, Морган, Склодовская-Кюри, Винер, Ферми. Их объединяли безграничная преданность своему делу, нестандартный взгляд на вещи, огромная трудоспособность. О том, как сложилась жизнь этих удивительных людей, как формировались их идеи, вы узнаете из книги, которую держите в руках, и наверняка согласитесь с утверждением Вольтера: «Почти никогда не делалось ничего великого в мире без участия гениев».

Александр Владимирович Фомин , Александр Фомин , Елена Алексеевна Кочемировская , Елена Кочемировская

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное