Читаем Всеволод Бобров полностью

Зденек тоже был отличным теннисистом, чемпионом страны в парном разряде. Поигрывал он и в футбол – для себя. Но весной 1945 года полностью переквалифицировался в футболиста. Это случилось в Тбилиси, во время предсезонной подготовки. Зигмунд жил на стадионе «Динамо» вместе с игроками из «Крыльев Советов». Но перед последней контрольной игрой внезапно заболел Александр Севидов и тренер «Крылышек» Владимир Кузьмич Егоров попросил Зденека: сыграй центра нападения. Дебют получился отменный, хотя, конечно же, и не такой триумфальный, как у Григория Федотова, который в 1936 году на том же тбилисском стадионе «Динамо» впервые выступил за основной состав команды «Металлург» и забил соперникам два мяча. (Любопытно, что Федотова тоже выставили на игру внезапно и случайно: лишь потому, что один из игроков в тот раз опоздал на матч.) Впоследствии Зденек Зигмунд закончил инфизкульт и перешел в хоккей с шайбой. Во время первых международных товарищеских матчей советских шайбистов – с чехословацкой командой «ЛТЦ» – он играл против своих соотечественников.

Был среди погибших и левый крайний нападающий Юрий Жибуртович. Он родился в Куйбышеве, играл там в хоккей на стадионе «Спартак», а перед самой войной был призван в армию и направлен в роту обслуживания одного из московских военных училищ. Затем Юрий поступил в это училище и Виктор Эдуардович Василькевич привлек его к большому спорту. В 1950 году Юрий Жибуртович уже имел звание капитана и учился на третьем курсе Военно-воздушной академии имени Жуковского. Ему было 29 лет, он говорил, что играет последний сезон.

Жил Юрий в одном из домов за стадионом «Динамо», неподалеку от Центрального аэродрома, располагавшегося на Ленинградском шоссе, откуда должен был взлететь самолет с командой ВВС. И тем не менее Юрий явно запаздывал к вылету – такое, впрочем, с ним случалось весьма часто, это знали все, его даже звали «капушником». Чтобы поспеть на самолет, Жибуртович изо всех сил припустил бегом через Петровский парк и на сей раз хотя и взмыленный, но прибыл вовремя.

В авиакатастрофе погиб младший брат Анатолия Тарасова – Юрий, которого в спортивном мире нарекли Багратионом за портретное сходство со знаменитым полководцем. Юрий до 1944 года воевал, а потом был отозван в команду ВВС. Это был хороший игрок, добродушный, покладистый, как говорится, «свой в доску» парень, который на хоккейной площадке дрался, пожалуй, лишь с одним человеком – со своим старшим братом Анатолием. По словам самого Анатолия Тарасова, Юрий не раз «бил» его, играя сначала в русский, а затем в канадский хоккей.

Погибли в авиакатастрофе также второй вратарь ВВС Виктор Исаев, который в спортивном мире имел прозвище Фыка, нападающий Саша Моисеев, а также врач команды Гальперин и массажист Галкин.

А Всеволода Боброва среди погибших не оказалось: его не было в самолете.

Как и почему?

Этот вопрос три с лишним десятилетия оставался дискуссионным, рождая среди болельщиков самые различные толки, вернее, кривотолки. И лишь недавно, причем совершенно случайно, все окончательно прояснилось.

Но сначала, видимо, следует перечислить хотя бы некоторые из легенд, сложенных о «чудодейственном» спасении Боброва.

Два московских писателя независимо друг от друга рассказывали автору этих строк о том, что Боброва спасли именно они. Дело было так: ресторанное застолье, в котором каждый из них (независимо друг от друга) участвовал вместе с Бобровым, чрезвычайно затянулось и в результате «Севка» опоздал на самолет. Рассказы были совершенно идентичными, если не считать того, что в них фигурировали различные названия ресторанов, в которых происходили застолья. Получалось, что в одно и то же время Бобров присутствовал и в ресторане «Арагви» и в «Москве».

К сожалению, эта версия, не имеющая абсолютно ничего общего с действительностью, распространена достаточно широко, причем подобные «заслуги» в спасении Боброва приписывают себе отнюдь не только деятели литературы, но также некоторые артисты, военные, работники торговли и общепита.

Очень многие – даже в спортивном мире – утверждают, что Бобров будто бы все же примчался на аэродром, но через пять минут после вылета самолета. А Анатолию Владимировичу Тарасову, по его словам, рассказывали, что Бобров якобы появился на Центральном аэродроме в момент вылета и бежал к отлетающему самолету. «Если бы его увидели из иллюминаторов, то, конечно, прекратили бы рулежку», – считает А. В. Тарасов.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сердца, отданные спорту

Похожие книги

10 гениев, изменивших мир
10 гениев, изменивших мир

Эта книга посвящена людям, не только опередившим время, но и сумевшим своими достижениями в науке или общественной мысли оказать влияние на жизнь и мировоззрение целых поколений. Невозможно рассказать обо всех тех, благодаря кому радикально изменился мир (или наше представление о нем), речь пойдет о десяти гениальных ученых и философах, заставивших цивилизацию развиваться по новому, порой неожиданному пути. Их имена – Декарт, Дарвин, Маркс, Ницше, Фрейд, Циолковский, Морган, Склодовская-Кюри, Винер, Ферми. Их объединяли безграничная преданность своему делу, нестандартный взгляд на вещи, огромная трудоспособность. О том, как сложилась жизнь этих удивительных людей, как формировались их идеи, вы узнаете из книги, которую держите в руках, и наверняка согласитесь с утверждением Вольтера: «Почти никогда не делалось ничего великого в мире без участия гениев».

Александр Владимирович Фомин , Александр Фомин , Елена Алексеевна Кочемировская , Елена Кочемировская

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное