Всеволод Бобров

Неплохо проявивший себя в московской серии 37-летний Николай Дементьев, сославшись на возраст, попросил не брать его на Олимпиаду. Вместо «отказника» в последний момент включили в заявку ещё не оправившегося от травмы Константина Бескова. С не залеченными до конца травмами отправились в Финляндию Всеволод Бобров и Валентин Николаев. В Котке стал нетрудоспособным Анатолий Ильин.

Бобров играл на уколах, недолечившегося Николаева поставили с Югославией вместо Тенягина. Посчитали, что больной армеец сыграет лучше здорового динамовца.

Полностью обновилось левое крыло. Не нашедшего общего языка с партнёрами Гогоберидзе сменил Фридрих Марютин, а покалеченного Ильина — Бесков, который из-за надрыва задней поверхности бедра месяц не тренировался.

Аркадьев видел его на месте инсайда. Бесков воспротивился: «Задачу передо мной поставили непосильную, если принять во внимание мою травму. Организовать атаку я ещё в состоянии, но совершенно не готов выполнять роль левого полусреднего... Слишком большой объём работы... Могу ещё как-то сыграть на левом фланге, хотя и это не моё место. Со мной согласились».

Ремарка Акселя Вартаняна констатировала: «В сравнении с первой игрой в нападении произошли три изменения. Только Трофимов и Бобров остались на своих местах. Они-то и сделали погоду».

Ход матча в Тампере в изложении Всеволода Боброва складывался так: «Поначалу казалось, что ничего страшного нет. Первые минуты инициатива полностью в наших руках. Пятёрка нападения то и дело прорывалась в штрафную югославской команды. Уже на 3-й минуте Трофимов упускает реальнейшую возможность забить гол. Он открывается, получает пас, но с восьми метров бьёт неточно. Через несколько минут Бесков сильно бьёт с пятнадцати метров, мяч попадает в штангу, отскакивает в поле, его подхватывает Николаев, снова бьёт... и опять штанга...

Неожиданный, после наших атак, бурный натиск противника и пропущенный гол породили среди нас растерянность. И, что особенно плохо, дрогнула защита. Леонид Иванов играл великолепно, и, может быть, если бы не он, счёт был бы куда большим. Но грубейшие ошибки Крыжевского, Ныркова, Башашкина, являвшиеся следствием излишней нервозности, привели к тяжёлым последствиям. На отдых мы ушли при счёте 0:3...»

«Игровая инициатива полностью переходит к югославам... — вспоминал Леонид Иванов. — Им удаётся всё — и пасы, и удары, и выходы на свободное место. Игра идёт в одни ворота. Ошеломлены штурмом Башашкин и Нырков. Потерянно мечутся возле штрафной площадки Петров и Нетто, не успевая разобрать Митича, Бобека, Огнянова.

Первый гол мне забивает правый полусредний Митич. Через несколько минут правый крайний Огнянов, обыграв Крыжевского, удваивает счёт. За пару минут до перерыва левый крайний Зебец заставляет меня в третий раз выбить мяч к центру поля».

Вновь слово Всеволоду Боброву: «В раздевалке я увидел слёзы на глазах Лени Иванова. Но это были не обильные детские слёзы, которые он ронял много лет назад, а скупые слёзы мужчины и бойца.

— Ничего, старина, — сказал я ему, положив ладонь на его горячее плечо, — подожди, ещё разыграемся.

— Не утешай, Сева. Не верю я в это.

Честно говоря, я и сам не очень-то верил в то, что говорил. Однако...»

Однако основные события разворачивались отнюдь не в камерном тоне. Об этом поведал Валентин Николаев: «В раздевалке обнаружили всю “комсомольскую рать” — секретарей ЦК ВЛКСМ Михайлова с Шелепиным. Они учинили футболистам настоящий разнос. На меня и Боброва чуть ли не с кулаками набросились.

— Вы забыли, что представляете ЦДКА? — кричали “комсомольцы”.

Досталось всем. В том числе Борису Аркадьеву.

— А вы почему всё время молчите? — рявкнул Михайлов.

— Жду, когда вы закончите, — спокойно ответил Аркадьев и посмотрел на часы».

Взору Леонида Иванова явилась такая картина: «Царит гробовое молчание: каждый пытается осмыслить, что же произошло. Давно уже, даже не помним когда, советские футболисты не проигрывали с таким счётом. Аркадьев опустил голову, он в отчаянии. Быть может, только он в полной мере понимает, чем всё это может кончиться.

Молчание нарушает наш футбольный президент В. А. Гранаткин:

— Ребята, ещё не вечер! — говорит он. — Не могут же они в таком темпе играть два тайма: не роботы ведь. Попытайтесь отыграться.

Он не даёт нам никаких практических советов, тренерских установок, он только просит глазами, в которых застыли тревога и боль. Через силу Гранаткин рассказывает нам какие-то истории из прошлого, когда проигрывающая команда совершала чудо и оказывалась победительницей. Пожалуй, эти истории не очень убеждают нас, но мы видим, как Гранаткин старается помочь нам, поддержать, настроить нас на борьбу.

Мы смотрим друг на друга и неожиданно чувствуем, что ему это удалось. Никто из нас, выходя на второй тайм, не надеялся отыграться — очень уж велика была фора и слишком хорошо в тот день играли югославы, но каждый из нас в душе поклялся сделать всё, на что он способен».