Узы Гименея Жукову и Боброва не соединили. Соратница Жуковой прославленная Мария Григорьевна Исакова, будучи уже в почтенном возрасте, дала этому такое объяснение: «Ею нельзя было не восхищаться: прекрасно сложенная, с изумительными по красоте чёрными глазами. В неё безнадёжно был влюблён Всеволод Бобров, но рассчитывать на что-либо серьёзное не мог...»
На самом деле причина была другой. О ней поведала Елена Боброва: «Сева сделал предложение, а Римма отвечает: “Я должна посоветоваться с мамой”. И всё, это Боброва убило. “Ладно, советуйся...” И уехал...»
Кавалеров у Риммы хватало. Она стала гражданской женой генерал-лейтенанта Павла Михайловича Фитина. Этот человек был значительно старше её. В годы войны он возглавлял внешнюю разведку НКВД, так называемый «иностранный отдел». Он внедрил в различные страны более двухсот разведчиков, одним из первых сообщил дату нападения Германии на СССР, внёс значительный вклад в овладение Советским Союзом секретами ядерного оружия. Попав в опалу, Фитин был направлен в Свердловск в качестве заместителя начальника областного управления МГБ.
В начале 1950-х Фитин на некоторое время был переведён в Алма-Ату, где занимал должность министра госбезопасности Казахской ССР. Мир тесен. В своих мемуарах Николай Петрович Старостин, о злоключениях которого читателям уже известно, писал о своём перемещении из Акмолинска в Алма-Ату: «Генерал-лейтенант Фитин, может быть, и был поклонником и ценителем спорта, но думаю, своим приглашением я обязан прежде всего прославленной конькобежке Римме Жуковой, которая имела на Фитина определённое влияние и настояла на моём переводе в Алма-Ату».
Завершим обозрение частной жизни Всеволода Боброва мнением стороннего человека. Зинаида Гринина, жена Алексея Гринина, была женщиной тонкой и наблюдательной, окончила два курса театрального училища им. М. С. Щепкина, водила знакомства в артистической среде.
В пространном интервью «Спорт-экспрессу» она рассказывала о том, что футболисты ЦДКА любили отмечать свои праздники и победы в ресторане «Арагви», «а вот Бобров признавал только “Асторию”».
Ресторан этот, находившийся на улице Горького, со временем поменял название на «Центральный». Надо полагать, манил он Всеволода превосходной русской кухней. Под прежним названием он фигурировал в фильме «Место встречи изменить нельзя», там Жеглов и Шарапов поджидали Фокса.
Елена Боброва уточняла: «У Севы был постоянный столик в ресторане “Центральный”, угловой, где зал заканчивался. Там вход был из переулка. У него было такое место, с которого видно, кто заходит в “Елисеевский”».
В интервью журналистам «Спорт-экспресса» Зинаида Гринина рассказывала: «Как-то на дне рождения Ныркова Леша стал открывать цимлянское — и облил всё платье Саниной, жены Боброва.
— Страшно испугался. Говорит: “Моя жена вам новое сошьёт, не волнуйтесь!” Досидели мы до утра, вызвали такси. Едем по Москве, “Бобёр” на улице Горького требует: “Остановить!” Сидим в машине, ждём. Я, Леша и Санина. Только наш счётчик тикает. Санина вне себя: “Куда он делся?” Гринин пошёл его искать и тоже пропал. Санина на месте усидеть не может, а я говорю: “Что волнуешься? Скоро метро откроют, нам с тобой в один дом — а ребята потом доберутся...”
— Она заикалась очень сильно: “Н-н-ет, п-п-усть они сначала за т-т-акси заплатят”. Потом смотрим, бредут наши. В ресторане сидели, оказывается.
— Интересная женщина, стильная. Гладкие волосы, глаза почти японские».
«Когда Санина от Боброва ушла, отобрала у него одну комнату, — продолжала Гринина. — Из квартиры сделали коммуналку, вселили двух стариков. Только потом Всеволоду всё вернули...
Всеволод — это что-то особенное! Ему даже ночами названивали в квартиру. Он ещё был женат на Саниной, и мы Новый год встречали в их квартире. Пришли туда со своими стульями. Так нам покоя не давали — столько звонков!
Сева внешне некрасивый, но пользовался огромным успехом у женщин...»
Известный хоккейный тренер Николай Эпштейн, тот самый, которого Всеволод «раздел» на футбольном поле в 1945-м, вспоминал: «Как-то были мы вместе в заграничной поездке. И вот, помню, утром встал Севка перед зеркалом, смотрит на себя. А лицо красное, накануне “посидел” прилично. Смотрел он, смотрел, тёр щёки, а потом задумчиво так: “Не пойму, и чего меня только бабы любят?” Тут главное, что сказано-то было без всякого самолюбования, удивление такое было, я бы сказал, сверхискреннее. Он так многому умел удивляться, непосредственно, по-ребячьи...»
Примечательно и ещё одно наблюдение Зинаиды Ивановны Грининой: «Я смотрю фильм про Всеволода Боброва, поражаюсь: ну кто, спрашивается, из его жён мог танцевать на столе? Ни одна такого не позволила бы».
ЖИЗНЬ ДВИЖЕТСЯ ПО СИНУСОИДЕ