Она повернулась к входной двери, словно для того, чтобы встретить очередного клиента. Снова у нее на затылке с какой-то порочной самоуверенностью показались крохотные пятнышки: они надувались, растягивались, они выставляли себя напоказ так, как будто тут некому было на них смотреть, как будто они, полностью показываясь, оставались невидимыми и меня здесь не было. «Что это? – сказала она. – Парад?» Она распахнула дверь. Меня потряс рев моторов тяжелых машин, шедших сплошной вереницей. Поскольку она стояла у самой двери, мне из кресла было видно только туман и людскую массу. Вся мастерская содрогалась от гула, все жутко тряслось, мощь и весомость неспешно прокладывали себе путь, добираясь до мельчайших предметов и с непререкаемой властностью завладевая ими. «Закройте дверь, прошу вас!» – крикнул я. Она вышла на тротуар, зрелище захватило ее; она была готова все отбросить и смешаться с толпой.
– Идут огромные военные машины, – сказала она. Потом рассеянно взглянула на меня. – До чего грандиозный парад.
Она осталась у самой витрины; время от времени она издавала возгласы, вторя свисткам полиции, а когда проходила особенно впечатляющая машина, от рева которой дребезжали стекла в витринах и содрогались зеркала, энтузиазм поднимал ее на ноги, она хлопала в ладоши, добавляя свои аплодисменты к рукоплесканиям толпы. «Послушайте, – сказала она, внезапно обернувшись, – лошади!» Я встал, мне было трудно дышать. «Наверняка не обошлось без стычек», – сказал я, не приближа-ясь к ней.
– Вам лучше?
Когда она вернулась ко мне, на ее лице все еще отражалось только что испытанное удовольствие. Ее щеки блестели, она настолько походила на свою фотографию, что у меня сжалось сердце. «Мне нужно с вами поговорить», – сказал я, дотронувшись до нее. Я удерживал ее чуть в стороне от себя; я смотрел на нее в упор, хотел увидеть… не знаю что, быть может, ее лицо, тогда как наталкивался только на улыбку и любезный вид. «Взгляните же на меня!» Я, должно быть, стиснул ее сильнее, меня захлестнул гнев; я подумал, что, сжав, заставлю ее появиться из-под этого общего для всех облика, снова ее преображу. «Что с вами? Вы сошли с ума? Эй, оставьте меня». Она отбивалась; на секунду на меня налипло ее платье, она выкручивала мне кисть, но я почти не шевелился: да, так и было, это все еще могло произойти. «Это необходимо, – сказал я. – Сейчас, сейчас». Она снова меня ударила. «Умоляю вас, только не здесь. Вдруг полицейский…» – «Нет, – сказал я, – в мастерской». Но, будто эти слова придали ей сил, одним движением она высвободилась.
Я остался в неподвижности, дышал, ждал; она перешла в соседнюю комнату. Чуть позже я обнаружил, что она смотрится в зеркало.
– Прошу, извините меня. Я повел себя как одержимый.
Она слегка приподняла перед зеркалом запястье, как будто чтобы показать, не обращаясь ко мне напрямую, что оно слегка припухло.
– Я сделал вам очень больно?
– Вам не удалось сломать мне руку, – сказала она резким тоном, в котором, однако, проскальзывали определенные нотки примирения.
В это мгновение я заметил в зеркале за ее лицом свое собственное; какую-то секунду мы так на себя и смотрели. «Ах!» – вскрикнула она. Этот крик оставался у меня в ушах, пока она меня тянула, меня тащила; я все еще слышал его, когда вновь раскрыл глаза, так что, наверное, это он и привел меня в чувство. Я лежал на диване в складской комнатке, но она, полностью переделанная и обставленная заново, выглядела теперь как уютная спальня.
– Вы здесь живете?
– Вы меня напугали, – сказала она. – Это было так внезапно. Я решила, что это припадок… Вы не страдаете падучей?
– Нет, это ерунда. Наоборот, от отсутствия воздуха. Вы не могли бы открыть окно? Я причиняю вам столько неудобств, – сказал я, глядя, как она отодвигает стол, чтобы добраться до оконной рамы.
– Ну да, в ваших посещениях мало приятного.
Она вышла, потому что в дверь позвонили. Когда она вернулась, я встал, чтобы уйти, я еще не совсем хорошо держался на ногах. «Если вам надо передохнуть еще какое-то время…» – она сделала жест, который означал: оставайтесь, раз уж вы здесь. «Я должна вернуться в мастерскую, – добавила она, – ведите себя благоразумно, сидите смирно». Она вышла в коридор, потом вернулась.
– Хотите, я закажу машину, чтобы отвезти вас домой? Вам не следовало выходить. Вы в последние дни не болели?
– Вы так добры. Нет, я не болен; я был потрясен. Это пройдет.
– У вас глаза блестят от жара, – сказала она, приближаясь ко мне и с определенным интересом в меня вглядываясь. – Вы знаете, что в настоящий момент по городу, и особенно в вашем районе, разгуливают болезни? Возможно, на вас подействовала вакцина. Вас же вакцинировали? – Я сделал знак, что нет. – Вам не делали укол? Но его должны сделать всем, у вас там выявлены следы эпидемии! Уже неделю принимаются самые суровые меры, оповещено население. У вас на службе не появлялся врач? Вас не проверяли?
– Я в последнее время не был на работе.