Всевышний

Я больше не мог на нее смотреть. Я вспомнил о том, что произошло несколькими днями ранее. Выйдя, я наткнулся на какую-то женщину, перед которой, слегка поклонившись, распахнул дверь. Женщина мгновение всматривалась в меня, вздрогнула и, мертвенно побледнев, медленно, с полным осознанием простерлась у моих ног, уткнувшись лбом в землю; потом она поспешно поднялась и исчезла. После ее ухода меня переполнял энтузиазм. Мне хотелось сделать что-нибудь необыкновенное, покончить с собой, например. Почему? Наверное, из-за радости. Сейчас же такой приступ радости казался мне невозможным. Я ощущал одну горечь, я был подавлен и удручен.

— Не могли бы вы держать это при себе? — сказал я.

Я сел на кровать, она подошла и тихо сказала:

— Я могу уйти. Если хотите, я уйду из дома.

— Почему вы заговорили? Запомните: я не принимаю ваши откровения на свой счет. Я за них не в ответе. Я не знаю, что вы там сказали. Я тут же все забыл.

Она не шевелилась.

— Ваши слова ничего не значат, — с горечью сказал я. — Помните об этом. Даже если бы они как-то соотносились с истиной, они не имели бы никакого значения.

— Будет лучше, если я уйду, — сказала она.

Я оказался в центре комнаты. И обнаружил, что так и не переставал ходить, что все еще хожу. С меня лил пот. Через открытое окно проникал густой пар. Я хотел пересечь комнату, но наткнулся на ее тяжелые чёботы и с грохотом о них споткнулся. «Убирайтесь, — заорал я, — уходите отсюда!» Мне было стыдно, что я сорвался на крик. И я злобно добавил: «Я не могу вас больше переносить. Я ненавижу вашу кожу, ваши глаза, ваш нос. Это сильнее меня». Она забилась на кровати в угол, она ничего не отвечала. Я молча сел рядом.

— Я устал, — пробормотал я через мгновение. — Я почти ничего не ел. Сколько сейчас может быть времени?

Ни я, ни она не пытались зажечь свет. Чуть позже в дверь постучали, позвали ее по имени. Она пошла открывать. Когда она вернулась, когда я увидел, как она протягивает мне чашку с питьем, я понял, что она спускалась на кухню.

— Меня разыскивал Рост, — сказала она.

При этом имени меня передернуло.

— Он ваш друг? В каких вы с ним отношениях?

Она все еще протягивала мне чашку. Я вырвал ее у нее из рук, швырнул на пол. Черное, на мгновение жидкое пятно неспешно густело, растекалось у ее ног.

— Это мое дело, — сказала она, отступая.

— Итак, вы живете со мной, но живете при этом и с ним!

— Это мое дело, — повторила она, упираясь спиной в стену.

Я смотрел на ее лоб, неказистое лицо. Шагнул вперед, но едва задел ее рукой, как она вскрикнула: «Ах, не прикасайтесь, не вздумайте ко мне прикасаться», — как будто хотела в меня плюнуть, и, продолжая с отвращением меня отталкивать, хотя я был уже далеко от нее, добавила пару очень гнусных слов, и еще: «Оставьте меня». Я, должно быть, попытался сказать, чтобы она уходила, но мои губы дрожали, дрожали у меня на руке, и та мало-помалу стала влажной и, мало-помалу, тоже задрожала. Внезапно я словно пробудился ото сна, и меня пронзило странное ощущение: ощущение великолепия, величественное и лучезарное опьянение. Все было так, будто события дня, словá обрели место на своей настоящей территории. Все было прочно и нерушимо. Очевидность этого все преобразила. В то же время я осознал, что влажная, животная рука, опиравшаяся мне на лицо, принадлежала ей: разгуливала туда-сюда и, стоило мне попытаться заговорить, возвращалась на рот.

— Теперь вам нужно лечь, — сказала она.

Я выпрямился; она, с осунувшимся лицом, сидела чуть позади.

— Я такой же человек, как и все, — сказал я, глядя на нее, — запомните это.

— Да.

— Я буду выходить, если захочу, и буду говорить с теми, с кем мне захочется.

— Да.

— У меня нет никакого, ни малейшего представления о том, что произошло сегодня ночью.

— Да.

— Вы пытались ввести меня в заблуждение. Вы хотели надо мной посмеяться, я сразу же об этом догадался.

— Да, — сказала она, — так и есть. А теперь ложитесь.

Я пристально посмотрел на нее.

— Фарс; итак, это был всего лишь фарс, недостойная шутка!

— Да, да, да, — выкрикнула она. — Я шутила, я все еще шучу. Чего вы хотите? Что собираетесь делать?

Я бросился на нее, начал ее душить. «Убирайтесь отсюда», — сказал я. Она оставалась в своем углу, корчась, съежившись. «Уходите сейчас же, сейчас же». — «Да, отпустите меня. Я не шутила, клянусь вам». Она подняла на меня глаза, на мою свисающую у нее над головой, словно тень, руку.

— Послушайте меня!

Она слегка оттолкнула меня, поднялась и устояла, словно окаменев. Потом произнесла низким голосом:

— Я как раз и хотела бы обратить свои слова в шутку, так они меня тяготят. Но теперь, теперь-то вы должны мне поверить. То, что я скажу, — правда. Ловите меня на слове, скажите, что поверите мне, поклянитесь в этом.

— Да, я вам поверю.

Она поколебалась, сделала неимоверное усилие, потом со своего рода смешком опустила голову: Я знаю, что ты Единственный, Высший. Кто смог бы перед тобой устоять?