Всевышний

Она сидела — возможно, потому, что было уже поздно и она не ждала клиентов. Между ее утренним и теперешним поведением ощущалась заметная разница. Это могло объясняться многими причинами: она привыкла ко мне, перепалка в ресторане ее разжалобила или же у нее в голове возник план. Она рассказала мне о некоторых жильцах нашего дома. Я их не знал, я их остерегался. Я не узнавал тех, кого встречал на лестнице. Она упорно рассказывала мне их истории. Предметом досужих домыслов стала семья с седьмого этажа: старшая дочь там тяжело болела, и болезнь, вполне вероятно, была инфекционной. За несколько недель до этого умерла ее младшая сестра. Мою соседку попросили ее сфотографировать, и она показала мне эти снимки. Неприятное зрелище: в мертвом ребенке уже нет ни красоты, ни юности; девочка была страшно истощена и производила впечатление случайно найденного на помойке мешка костей. По мнению моей соседки, старшая сестра заразила младшую. Квартира показалась ей чистой, но в ней царило ощущение спертости, отсыревших стен, и это превращало ее в трущобу. Всех удивляло, что больную девушку отпустили из больницы, что даже после смерти и свидетельства врача санитарные службы не приняли никаких мер. История заканчивалась следующим образом: один из их сыновей служил в полиции; совсем молодой — в форме он казался подростком, если не девушкой, — он наверняка обладал разве что какой-то крупицей власти; однако именно его вмешательству приписывали отступления от правил, которыми воспользовалась его семья, хотя это было чревато угрозой для них всех.

Пустяковая история, подумал я, просто пересуды. «Как вас зовут? — По имени или по фамилии?» Она сняла со стены свой портрет, и тот очутился у меня в руках: лицо, казалось, разглядывало меня совсем издалека, с многообещающей и милой улыбкой, и тем не менее оно смотрело также и куда-то позади меня, подставляло на мое место кого-то другого, не знаю кого. Внизу портрета ее крупным почерком было выведено: «Мари Скадран». Я положил фотографию на стул. Стоя за прилавком, она подводила дневные итоги. По ту сторону витрины площадь изменилась, стала серой площадкой, испещренной огнями фар, бесформенной суматохой, поверх которой веером разворачивался быстрый бег автомобилей. «И давно сделана эта фотография?..» Она покопалась у себя в книге. «Шесть месяцев назад, — сказала она, — или около того». Я встал и выглянул за дверь: перед витриной остановились несколько человек, привлеченных россыпью блестящих и тонких, гладких и неуловимых, не оставляющих за собой никакого следа лиц. На какое-то мгновение они прильнули к стеклу, потом проскользнули в уличных испарениях дальше. Обернувшись, я увидел, что портрет со спокойной фамильярностью по-прежнему не сводит с меня глаз, словно на протяжении шести месяцев я постоянно пребывал в его присутствии, говоря «да» этому бумажному свету и, за ним, полному обещаний образу, который якобы был здесь. «Я пошел», — сказал я.