Я сделал шаг, чтобы выйти, мне было неловко, я пребывал в нетерпении. Мне хотелось сделать тысячу вещей, оказаться в сотне разных мест, писать, например, заставить его говорить и долго записывать его слова, мои слова, описывать, что происходит в данный момент, комнату, я видел все с необыкновенной, жуткой ясностью, без единой тени (и в то же время все, что происходило снаружи). Все было так, как будто через меня прошла вся история, во всех смыслах. Я задыхался. Я попытался открыть окно. «Не открывайте, — закричал он, — я весь в поту». Он дрожал, он, казалось, был на грани приступа. «Вам плохо? Хотите, я кого-нибудь позову?» Несколько секунд он шумно дышал.
— Почему вы рыщете вокруг этой комнаты? Захóдите, выхóдите.
— Успокойтесь. Я и в самом деле зашел довольно внезапно. Но здесь всего несколько недель назад жила одна моя знакомая. Я вломился не подумав.
— Почему вы приходили сегодня ночью?
— Сегодня ночью?
— Да, вы врываетесь, шпионите за мной, меня рассматриваете.
— Я ни за кем не шпионю, я вас не знаю. Буккс однажды произнес ваше имя, и это все.
— Я под камнем, им раздавлен; я пытаюсь приподняться. В это время приходите вы, чтобы на этот камень усесться, и еще даете мне советы.
— Я сожалею о своем внезапном появлении, оно, кажется, усугубило вашу горячку. Но это чисто по невнимательности. Я не желаю вам ничего плохого. Ну а сегодня ночью…
— Сегодня ночью вы ворвались точно так же, как шквал, потом вышли. Если вы любопытствуете по поводу моей болезни, могу заверить, она других не трогает.
— При чем тут ваша болезнь… По правде говоря, я как нельзя далек от мыслей подобного рода. Что вы, собственно, имеете в виду?
— Вы человек образованный, — сказал он более спокойным тоном. — Полагаю, вас не особенно впечатлят приступы лихорадки. В то же время так и есть, больные поступают сюда десятками. При текущем положении дел это может вызывать озабоченность.
— Вы хотите сказать, что начинается эпидемия?
— Эпидемия! Мне кажется, — сказал он приподнявшись, — что вы произнесли это слово как-то не так. Вы в нее не верите? Не принимаете это бедствие всерьез?
— Не знаю.
— Почему вы улыбаетесь? Вам что-то известно? Из-за этой проклятой лихорадки я совсем оторван от жизни. Не могу встать. Да, я сказал, что хожу и прогуливаюсь. И это правда, так и было, но какое-то время назад. А теперь я могу еще сесть у себя на кровати — смотрите, вот так.
К моему вящему ужасу, ему удалось отбросить одеяла и повернуться вбок, спустив с кровати ноги. Он двигался как человек, наполовину разбитый параличом. Но в то же время осуществил этот поворот со своего рода ловкостью, что, принимая во внимание его вес и высокий рост, свидетельствовало о все еще весьма значительных запасах сил и сноровки.
— Я исхудал, — сказал он, хватаясь за свои ноги, которые показались мне, напротив, непропорционально толстыми и бесформенно оплывшими. — Вы находите, что я никуда не гожусь? Скажите честно, какое у вас впечатление, — добавил он, глядя на меня снизу вверх.
— Вам лучше снова лечь. Мгновение назад вы обливались пóтом. А я почти замерз. Давайте, ложитесь же.
— Вам холодно? Тут на солнце довольно жарко. Но, возможно, с вами не все в поряд-ке. По сути, вы сами… почему вы находитесь в этом доме?
— Вероятно, я вскоре отсюда уеду. — Я с отвращением наблюдал, как он опирается ступней о землю, потом приподнимает ее и ставит чуть дальше, оставляя на паркете целую череду влажных отпечатков: упражнение, которое, казалось, доставляло ему живое удовольствие, словно он находил в нем эквивалент настоящей ходьбы. — Вас вакцинировали? — внезапно спросил я.
— Вакцинировали? Нет, а что?
— Но всех должны вакцинировать! Ну и дыра! И это называется диспансер! Впро-чем, я так и думал. Чего еще ожидать от этого жалкого дурдома.
— И чего же? Почему вы пришли в ярость?
— Вы друг Буккса?
— Да, это мой товарищ. Но мне кажется, что вы действительно в ярости.
— В этом доме зашли слишком далеко. Вы, возможно, не знаете, что служба коммунальной гигиены установила общий план по переводу населения в укрытия. Все работают, полиция останавливает вас на каждом углу, не терпят ни опозданий, ни небрежности. А в этой берлоге, которую экстренно преобразовали в специализированное за-ведение, поскольку она находится в центре заразы, насмехаются над предписанными мерами, не соблюдают сроки. Скапливают людей — и все.
— Я и в самом деле слышал разговоры о вакцине. Здесь, как и всюду, остается о ней мечтать. Но дом переполнен, а организация еще не на высоте. Посмотрите на эту комнату. Но как же вы раскричались! Вы, кажется, чего-то опасаетесь. — Он остановился и попытался натянуть одеяло себе на колени, но сумел лишь перевернуть все на кровати вверх дном. — Да, мне становится холодно, — сказал он хрип-лым голосом. — В общем и целом вы тоже воспринимаете все эти слухи о болезни слишком всерьез. Вам кажется, что все и в самом деле идет из рук вон плохо?
— Я об этом ничего не знаю. Я не специалист. Все, что я знаю, — что были предписаны общие меры и что в интересах общества их применять.