Вся история Фролова, советского вампира

Теперь он сидел на корточках напротив Гущина, огромный, спокойный, прекрасный, как полубог из греческих легенд.

– Ты сказал слово «пафос», – снова заговорил он. – Что означает это слово?

Гущин растерялся. Человек, живущий под землёй, понимал, что значат для людей на поверхности понятия «смерть» и «ад». Но для него самого они означают, по-видимому, что-то другое. Как ему объяснить, что такое пафос?

– Представь себе, – сказал Гущин, – что я обратился бы к тебе так: «О собрат по разуму из другого мира! Человек с поверхности земли приветствует тебя!»

– Я бы решил, что ты придурок, – честно сказал великан.

– Это и есть пафос, – суммировал Гущин.

– Я понял тебя. – Он улыбался Гущину, он весь сиял. – Как я рад, что именно ты провалился сюда ко мне. Мы смогли обменяться смыслами. Это и есть контакт между двумя мирами. Извини за пафос.

– А можно спросить, почему вы такие большие? – окончательно осмелел Гущин.

– Просто другая раса, – сказал великан. – На земле когда-то жили люди намного меньше вас. Наверное, и сейчас живут.

Теперь и Гущин понял, что тут есть какой-то свет, кроме фонаря. Фонарь великана уже почти не светил, а Гущин всё прекрасно видел. Они были внутри огромного ледяного кристалла. Кристалл это излучал спокойный матовый, тихий свет, почти не ощутимый, но присутствующий, висящий в пространстве, немного похожий на северное сияние. Свет был не сплошной, неоднородный, как будто зернистый. Мерцающий, переходящий с одного места на другое, лежащий на предметах, как матовый белый порошок.

Гущину было видно, что внутри кристалла высятся огромные своды, но они не пустые, их образует структура льда. И ещё лёд уходит вниз, так далеко, что дна не видно.

Лицо человека напротив было неподвижно, в глазах отражался свет ледяной пещеры, а за его спиной, у входа в огромную ледяную пещеру, замерла рептилия. Её «лицо» тоже было неподвижно.

Человек снова улыбнулся.

– Ты видишь, как это красиво, – сказал великан.

Гущин молчал.

– К тебе сейчас спустятся, – снова заговорил подземный человек. – Не рассказывай им обо мне.

– Можно мне прикоснуться к тебе? – спросил Гущин.

Человек протянул вперёд руку, ладонью к Гущину. Гущин снял перчатку и тоже протянул к нему руку. Он почувствовал большую тёплую ладонь, огромную, вдвое больше, чем его. И вспомнил, что отец тоже однажды протянул ему ладонь. И она тоже была большая, намного больше, чем его. Отец исчез из жизни Гущина очень давно, воспоминаний о нём почти не сохранилось…

– Я тоже люблю смотреть на северное сияние, – сказал великан, – я понимаю тебя.

Гущин ничего не ответил. Он не мог найти слов.

После короткого молчания человек сказал:

– Ей можешь рассказать. Она уже была в подземелье. Видела реку. За тобой идут… Я тоже буду тебя помнить.

Он сделал несколько шагов назад, продолжая смотреть на Гущина, потом повернулся и ушёл в пещеру. Рептилия ещё раньше успела исчезнуть.

Сверху раздался крик:

– Гу-у-ущин!

– Я здесь! – крикнул в ответ Гущин. – Я здесь!

Рядом с ним упал альпинистский трос, и он услышал, как кто-то спускается к нему по этому тросу. Это был Димон, аспирант кафедры океанологии Новосибирского университета.

– Руки-ноги целы? – крикнул Димон.

– Всё в порядке, – громко ответил Гущин, – только сигареты кончились.

Гущин смотрел на Димона с любопытством. Вот кто научил подземного человека русскому языку. Но обсуждать эту тему, конечно, не имеет смысла.

Глава 44. Иевлева у Елизаветы Петровны

Работники совхоза Усьман стояли на берегу Дарьинского озера и ждали, не появится ли снова на поверхности огромная голова рептилии. Но она больше не появлялась. В конце концов люди стали расходиться. Директор совхоза посадил в машину секретаря райкома, участкового, Степана, ну и Иевлеву, конечно. Иевлева тактично села на заднее сиденье рядом с участковым, чтобы секретарю райкома не пришлось жаться там – аж так близко к народу. Директор высадил её у дома Елизаветы Петровны, а участкового со Степаном довёз до дома участкового.

«Волга» секретаря райкома ждала у конторы. Он ещё раз пожал руку директору совхоза, сел в машину, потрепал мальчика по голове и сказал:

– Вот так вот!

Потом машина его тронулась, переехала мост и свернула в сторону шоссе.

Жена участкового поплакала, собрала на стол, поставила водку. Сам же участковый разлил: жене, Степану, брату, себе… Подумал, потом ещё подумал и, наконец, сказал:

– Ну… будем здоровы. Как говорится… – Он никогда не отличался красноречием, поэтому его тост вполне удовлетворил ожидания присутствующих.

А у Елизаветы Петровны Иевлеву тоже ждала рюмка самогона, причём очень хорошего, солёный огурец, жареная картошка. Голодная Иевлева была очень благодарна.

– Ну что, – сказала Петровна, когда Иевлева утолила первый голод, – отвезли, стало быть, крокодила? Ну и слава богу, теперь он не скоро появится. На сто лет дорогу сюда забудет!

– Всё правильно получилось, – сказала Иевлева, – очень хорошо, лучше и быть не может. Ну не буду я изучать этого ящера. И чёрт с ней, с наукой. Есть вещи поважнее. Хотя ужасно интересно, честно говоря.