Вся история Фролова, советского вампира

Иевлева держала Фролова за руку. Она ещё раньше заметила, что никаких следов от полученных на площади ран нет. Она не спрашивала себя, убил бы он тех трёх человек по дороге с площади, если бы не был ранен. И почему он ударил Степана. Степан стоял сзади, может, Фролову показалось, что это Степан стрелял. А скорее это просто была неконтролируемая реакция на боль. Сейчас она чувствовала, что он успокаивается, что ей удаётся понемногу успокоить его. Но его тело было огромное, чужое, и оно предъявит свои права. Через час или через несколько часов. И никто не сможет его удержать. И уже он не сможет так, как раньше, осторожно, не убивая… Такой огромный, страшный и такой беззащитный, беспомощный одновременно. Сейчас ему нужно только одно – эта небольшая передышка. Может быть, майор найдёт какой-то выход.

Сильвия стояла рядом с ней. И в первый раз почувствовала, что действительно становится человеком. Потому что человеческие чувства, которые она раньше знала только по названиям, стали присущи ей самой. И сейчас, испытывая настоящий страх перед тем, что могло быть, что могло случиться с ней самой, первый раз в жизни понимая, что это такое – страх, она вдруг осознала, что и другие человеческие чувства она тоже чувствует, а не только воспроизводит известные ей и понятные схемы поведения. Действительно чувствует. Она представляет себя на месте Фролова. И ей действительно очень страшно. Ей до слёз жалко Томку, у которой любовь упрятали в оболочку из ужаса, и нет возможности её оттуда достать. Сильвия поняла, что стала намного слабей, чем была раньше. Но теперь ей не надо охотиться по ночам. По ночам она будет заниматься журналистом-аграрником, а для этого её сил вполне достаточно. И ещё она поняла, что всё-таки никогда не сможет избавиться до конца от своего прошлого, и главным в её жизни всегда будет забота о том, чтобы прошлое не вернулось.

Майор Ершов оглядывался по сторонам, как будто ожидал кого-то. И тот, кого он ждал, появился наконец. Это был монах в чёрной рясе. Он шёл между могилами, а в руках нёс два ведра воды. Он подошёл к могиле Фролова, поставил одно ведро на землю, а второе поднял и вылил на Сильвию. Сильвия почему-то не удивилась, как будто это было совершенно нормально – подойти к человеку зимой, ночью, и вылить на него ведро воды. Монах же стал перед ней и довольно резким голосом спросил:

– Всё поняла?

Сильвия вдруг почувствовала, что одежда на ней совершенно сухая, и волосы и лицо тоже сухие. И что это и есть её спасение, по крайней мере начало дороги к спасению. Что она теперь не станет монстром, живым зубастым мешком, дырявым к тому же, который никогда не может наполниться. И что монаху надо ответить.

– Поняла, – сказала Сильвия, – и спасибо вам.

– А поняла, так и ступай с Богом, – сказал монах. – Детей у тебя не будет, не взыщи. Тут ничего не могу сделать. Слава богу, что хоть так. Сам удивляюсь, что удалось. Но… это ты ей спасибо скажи, – кивнул он на Иевлеву, – и ещё молодому какому-то блондину, которого не имею чести знать. Ступай.

Сильвия провела рукой по плечу Иевлевой, та кивнула в ответ. Майор сказал:

– До свидания, Сильвия Альбертовна. Всегда рад служить.

И Сильвия пошла к машине.

Отец Иларион повернулся к майору Ершову:

– А ты, молодой человек? Не холодно тебе – в плаще да фуражечке?

– Нет, отец Иларион, – ответил майор Ершов, – в самый раз!

– Да ты откуда знаешь, как меня зовут? – удивился отец Иларион.

– Так вы ведь знаете откуда, – ответил майор Ершов, – и знаете, кто я.

– Ну знаю, – согласился отец Иларион, – и что?

– Да то, что тут только от женщины вам и таиться. Да и то не стоит, – ответил майор Ершов. – Женщина эта не простая. Да и с вами она уже встречалась, причём не где-нибудь, а на берегу реки. Так что это посвящённая женщина. У неё дар.

– А про тебя она знает, кто ты? – спросил отец Иларион.

– И про меня она знает, – ответил майор Ершов.

– А как рука твоя? – спросил отец Иларион. – Зажила?

– Рука-то зажила, – сказал майор Ершов. – А ты поможешь нам?

– Я-то? – спросил отец Иларион. – А что я могу? Я помолится только могу, а Бог поможет, если захочет. А про женщину ты правильно говоришь, женщина хорошая! Давай-ка ты её отведи в сторону. А я с ним должен сам остаться.

Иевлева встала, погладила плечо Фролова, совсем так же, как Сильвия погладила её плечо некоторое время назад, и сказала ему:

– До свидания.

Ершов взял её под руку и отвёл в сторону. Он попросил её отвернуться, не смотреть на Фролова. Они стояли вдвоём и ждали, слушая голос отца Илариона, в речи которого они ни слова не могли разобрать, потому что он говорил тихо. Иевлева понимала, что расстаётся с Фроловым, наверное, навсегда, но она была на берегу реки и видела другой берег, и видела другое обличье майора Ершова, и её неродившийся ребёнок разговаривал с ней внятным языком, поэтому и слово «навсегда» имело для неё совсем другой смысл. Майор Ершов заботливо поддерживал её под локоть, как будто хотел сказать: «Ничего, ничего, всё будет хорошо, не волнуйтесь, Тамара Борисовна!»