Вся история Фролова, советского вампира

Слова мои для вас для всех,
От них у вас будет успех,
Лет много будет у одних,

Ничего не болит у других.

Цветы соберёшь на лугах,

Если хочешь удачу в делах.

Мне это не всё равно,

И важно очень всё оно,
Руки чтоб имели силу днём,

А ночью чтобы спать крепким сном.

И другие в таком же духе. Ребята мне объяснили, что это акростих. Первые буквы строк составляют слова «солнце мира». Ну и что? Зачем такую муру носить в редакцию? И они правы по-своему. Я им не стал объяснять, кто такой Жугдер Гунгаевич. Они бы и так не поняли. Но про себя подумал: вся эта история начиналась со слов о том, как глубоко суть может быть скрыта за внешней формой, которую ты видишь. Как-то так.

И действительно, Жугдер Гунгаевич был, правда, на этот раз в брюках, а не в трико. Но брюки были глубоко родственны его трико во всём: те же вытянутые колени, тот же торжественно-затрапезный вид. Стихи, конечно, – полный бред, честно говоря. И, написав эту жуткую х**ню, он пошёл её публиковать в газету. Зачем? И какие у ребят после этого шансы понять, увидеть, кто перед ними? Да почти никаких. А меня эти идиотские стихи растрогали. Меня, представляете? После всего, что я уже знал о Жугдере Гунгаевиче, он меня этими дурацкими стихами и идеей отдать их в газету просто добил. Мне стало грустно и интересно.

Поменять Новосибирск на Ростов, конечно, намного легче, если в этом помогает Максим. Максим сказал, что вы́решит квартирный вопрос, и он его вы́решил. Именно вы́решил, по-другому не скажешь. Какими бы сложными комбинациями ни искушала Таисия, она не может, конечно, соперничать с горисполкомом, в ведении которого весь квартирный фонд города. А сам горисполком находится в некоторой степени в ведении Максима. Ну… в достаточной степени, если вспомнить, помощником чьего референта он, Максим, являлся. Папа и мама согласились бы и на однокомнатную квартиру, только недалеко от Тамары. Но тут вмешался Максим, и результатом его вмешательства оказались две трёхкомнатные квартиры в одном доме, в новом, только что построенном доме на Пушкинской, сразу за Домом кино. Папу и маму, как заслуженных ветеранов труда, прикрепили к особой поликлинике. Что поликлиника особая, умная дочь им не сказала. Пусть думают, что просто это их районная поликлиника, тем более что она недалеко – угол Чехова и Энгельса.

К новому году успели с переездом. Вернее, с двумя, а точнее, с тремя. Так как Гущин отдал свои две комнаты на Западном и поселился с Тамарой под одной крышей, в новой трёхкомнатной квартире. На работу он теперь ходил пешком и свой брак с Иевлевой, а они действительно решили пожениться, называл браком по расчёту. Маме и папе Гущин очень понравился. Правда, мама не удержалась и как бы невзначай спросила, не был ли он когда-нибудь в Румынии? Он сказал, что был, а он действительно ездил туда на конференцию с докладом. Маму это совершенно удовлетворило, и больше вопросов она не задавала. Князь?! Неважно.

Действительно неважно, потому что Гущин вёл себя так, как будто его отцовство – это нечто само собой разумеющееся. По жуткому блату достал книгу доктора Спока о том, как воспитывать маленьких детей, прочёл и сказал, что это полный бред. Что мальчика вообще чем меньше воспитываешь, тем он лучше воспитывается. Будущий дедушка поддержал его, будущая бабушка промолчала.

Тамара не скрыла от Гущина, кто отец ребёнка. Гущин информацию перенёс стоически. Тамара не требовала, чтобы он во всё это поверил. Приключения с ящером она пережила в отсутствие Гущина, что было очень хорошо, так как для самого Гущина намного безопаснее. Особенно учитывая то, что случилось с поэтом.

Тамара очень рада была отъезду Гущина после того эпизода, когда вмешалась Сильвия Альбертовна. Какое счастье, что Гущин сотрудничает с Институтом биологии Академии наук. Какое счастье, что они изучают и охраняют белых медведей. И именно на вторую половину ноября назначили экспедицию на остров Большой Ляховский.