Вся мировая философия за 90 минут (в одной книге)

В письме к A. G. Пушкину в 1829 году Чаадаев с волнением пишет, что его «пламеннейшее желание — видеть Пушкина посвященным в тайну времени». Эти строки очень типичны и существенны. Теургическое беспокойство и томление _ жажда понять «тайну времени» и послужить «делу правды», прикоснуться к священной мистерии, которая совершается под покровом внешних исторических событий, всецело владели Чаадаевым, хотя, как уже отмечалось выше, так и не выразились в общественной деятельности.

Основная богословская идея Чаадаева есть идея царства Божия, понятого не в отрыве от. земной жизни, а в историческом воплощении в христианской Церкви. Поэтому Чаадаев постоянно и настойчиво говорит об «историчности» христианства: «…Христианство является не только нравственной системой, но вечной божественной силой, действующей универсально в духовном мире <… > Историческая сторона христианства заключает в себе всю философию христианства». И далее философ отмечает: «Таков подлинный смысл догмата о вере в единую Церковь <…> в христианском мире все должно способствовать — и действительно способствует — установлению совершенного строя на земле — царства Божия» («Восьмое письмо»).

Роль христианства в истории, по мысли Чаадаева, во многом остается непонятной, поскольку действующая сила христианства заключена в «таинственном его единстве», в Церкви. «Призвание Церкви в веках было дать миру христианскую цивилизацию», — эта мысль является основой чаадаевской философии истории.

Чаадаев не устает критиковать современную ему историческую науку: «…Разум века требует совершенно новой философии истории». Философ, в противоположность современной ему историографии, неоднократно говорит о таинственном действии божественного Провидения в историческом процессе: «Христианство претворяет все интересы людей в свои собственные». Этими словами он хочет показать, что даже там, где люди ищут «своего», где заняты личными, маленькими задачами, и там священный пламень Церкви переплавляет их деятельность на пользу царства Божия.

Глубоко убежденный, что «на Западе все создано христианством», Чаадаев разъясняет: «Конечно, не все в европейских странах проникнуто разумом, добродетелью, религией, далеко нет, — но все в них таинственно повинуется той силе, которая властно царит там уже столько веков».

Что же «творится» в истории, как охватить содержание исторического бытия? Для Чаадаева ответ на этот вопрос очевиден — творится царство Божие. Но царство Божие, как уже говорилось, творится на земле — оттого христианство и исторично по существу. Поэтому для Чаадаева религиозное единство истории предполагает единство Церкви: раз через Церковь в историческое бытие входит божественная сила, то тем самым устанавливается единство самой Церкви. Здесь мысль Чаадаева движется по пути безоговорочного признания христианского Запада как того исторического образования, в котором наиболее отчетливо осуществляется божественный промысел.

Чаадаев, как никто другой в русской литературе, всегда воспринимал Запад с особым чувством восхищения, отмечая, что, несмотря на несовершенство и порочность, присущие европейскому миру, царства Божие до известной степени осуществлено з нем. Высокая оценка западного христианства соединяется с острой и придирчивой критикой протестантизма. Католицизм, напротив, наполняет Чаадаева воодушевлением, энтузиазмом; но привлекает его вовсе не мистическая или догматическая сторона католицизма, а его влияние на исторический процесс на Западе.

Защищая римскую Церковь, Чаадаев всецело опирается на то, что она «централизует» для истории христианские идеи и являет собой «видимый знак единства, а вместе с тем, и символ воссоединения».

Признавая, что «политическое христианство» уже отжило свой век, что ныне христианство должно быть «социальным» и «более чем когда-либо должно жить в области духа и оттуда озарять мир», Чаадаев все же полагает, что раньше христианству необходимо было сформироваться в своей мощи и силе, благодаря чему Церковь смогла дать миру христианскую цивилизацию. Чаадаев твердо стоит за этот принцип, который определяет для него богословие культуры. Неудивительно, что и силу христианства он измеряет успехами культуры. В этом ключ к критике России.

Взгляды Чаадаева на историческую судьбу России

Наиболее известным произведением Чаадаева является знаменитое «Первое письмо». Именно в этом произведении сосредоточена чаадаевская критика общественного строя и жизненного уклада России.

Чаадаев не смог включить Россию в ту схему провиденциализма, предопределенности исторического процесса христианской религией, какую показывала история Запада. «Провидение, — говорит он в «Первом письме», — исключило нас из своего благодетельного действия на человеческий разум, <…> всецело предоставив нас самим себе». И еще резче: «Провидение как бы совсем не было озабочено нашей судьбой».