Вся моя жизнь

Потребность подстраиваться под мужские капризы возникла у меня вновь в последующие годы, ближе к пятидесяти. Я боялась, что мне уже не видать той самой вожделенной подлинной близости, и думала, что мужчина сможет полюбить меня только ненастоящую.

Почему исцеление всегда идет так долго?

Хотела бы я возобновить свои выступления такой, какой была тогда. Я вышла бы на сцену и сказала: “Я знаю, что разочаровала вас своим нынешним видом, тем, что я не куколка Барбарелла, а обычный человек в джинсах и без грима. Я могла бы сыграть Барбареллу, но это сгодилось бы для шоу Боба Хоупа. И еще: сексуальные фантазии – это всё понятно, но если ты обязана воплощать чужие фантазии, это уже обесчеловечивание, скажу я вам. Хорошо быть сексуальной, если не надо отрекаться от себя, – со мной как раз это и произошло. Я потеряла сама себя. Теперь я стараюсь стать настоящей и надеюсь на ваше понимание – и я люблю вас”.

Наверно, я нашла бы способ провести аналогию между тем, как “синдром Барбареллы” повлиял на меня и как военная служба лишала человечности их. Мне понадобилось бы не более четырех минут; я могла бы пошутить на эту тему, и в массе своей эти парни наверняка всё поняли бы и стали бы на мою сторону.

Когда я слышу в наши дни заявления, что в годы Вьетнамской войны активисты антивоенного движения выступали против армии, мне хочется снова показать людям тот наш фильм. Это не шедевр, да и не требовалось снять шедевр. Важен был сам факт, что мы сделали свою программу в поддержку военнослужащих. Это был беспрецедентный, возмутительный и грубый акт, в современных условиях такое было бы немыслимо. Наш успех объяснялся тем, что солдаты дозрели и готовы были восстать против войны и военщины.

Сразу по окончании нашего турне, на Рождество 1971 года, я улетела из Токио прямо в Париж, где должна была сниматься с Ивом Монтаном в фильме “Всё в порядке”, хотя мне вовсе этого не хотелось. Я не имела ни дома, ни любви, ни четкого жизненного плана, зато имела булимию. Не лучшая ситуация. Из-за постоянной хандры мне казалось, что рушатся какие-то капитальные основы моей жизни. Конца войне не было видно. Ванесса просыпалась по ночам с жуткими криками от страшных снов; я чувствовала себя ужасно виноватой, но не знала, что делать. Если у меня выдавался выходной, я играла с ней в роскошной квартире, которую Вадим снял для нас в районе Трокадеро, или водила ее гулять в сад Тюильри, где было полно всяких детских аттракционов.

“Всё в порядке” снимал французский режиссер авангардистского толка Жан-Люк Годар, которому в шестидесятые годы принесла мировую известность лента “На последнем дыхании” с Джин Сиберг и Жан-Полем Бельмондо. Прошлым летом Годар предложил мне роль, не дав прочесть сценарий, и я согласилась не глядя. В конце концов, Годар пользовался репутацией режиссера с политическими убеждениями, а таких в те времена было не так уж много. Но когда я получила сценарий, это оказалось нечто невразумительное. Сплошная нудная полемика. Как выяснилось, Годар был маоистом. Я кляла себя на чем свет стоит за то, что согласилась играть, не зная толком сюжета, и через своего агента сообщила Годару, что хочу отказаться от роли. Мне не нравилось, что он использует меня для денежного обеспечения проекта с какой-то сомнительной и мутной политической подоплекой.

Вероятно, финансирование этого фильма зависело от моего участия, а Годар не намерен был откладывать его на полку. Что тут началось!

Один из приближенных Годара заявился домой к Вадиму в Межеве, куда я приехала навестить их с Ванессой, и стал угрожать мне физической расправой за отказ сниматься. Вадим отреагировал так, что забыть это невозможно. “Sortez! Calviniste, vous êtes un sale Calviniste![58] – заорал он на этого типа. Для меня это было что-то новенькое, и я не совсем понимала, что имелось в виду, когда этого на самом деле маоиста обозвали кальвинистом, но звучало впечатляюще, Вадим – просто молодец с его резкой прямотой. И всё-таки я снялась в этом отвратительном кино. Даже Ив в качестве напарника меня не вдохновлял, поскольку – это уже не было ни для кого секретом и, наверно, я последняя об этом узнала – он тогда изменял Симоне, и она была глубоко несчастна. Мы с ней много общались, и я с болью смотрела на нее, такую мрачную.

В конце февраля 1972 года, вернувшись из Парижа в Калифорнию, я узнала, что меня выдвинули на премию Американской киноакадемии за лучшую женскую роль в “Клюте”. Месяца полтора-два я скиталась с места на место, ночуя у друзей. Я отчаянно хотела иметь собственное жилье, чтобы Ванесса была со мной, поэтому одолжила у отца 40 тысяч долларов и купила дом на склоне горы в долине Сан-Фернандо, над Студио-Сити. Должно быть, папа понял, что это даст мне стабильность, в которой я нуждалась, а я настояла на том, что подпишу вексель и верну долг, – через год я отдала деньги. Папа по-своему, не проявляя чувств в открытую, давал мне понять, что я могу на него рассчитывать.