Вся оставшаяся жизнь

– Добрый вечер, Одиль. Амбруаз, можешь подойти, тебе месье Бурден звонит, – без тени смущения соврала бабушка.

Он извинился перед старой девой и откланялся.

– Ну что, договорился про кота? – спросила Бет, пока они поднимались по лестнице.

Амбруаз, чертыхнувшись, хлопнул себя по лбу. Елки зеленые, кот! В панике он совершенно забыл, зачем пришел к Одиль Лакусс. В итоге Бет сама попросила консьержку. Мысль, что за неимением хозяина можно целых пять дней гладить кота Амбруаза Ларнье, так воодушевила влюбленную, что она, даже не дав Бет договорить, с восторгом согласилась.

Дожевав последний пирожок, Амбруаз отправился к раковине мыть инструменты. Потом застегнул чемоданчик, натянул пиджак и отправился в гараж за катафалком.

– Вернусь через полчаса, будь готова. Мы с месье Дински договорились выехать ровно в десять. Не забыть бы перед отъездом оставить Свежести-плюс-вкусу лоток и сухой корм.

– Еще кота хорошо бы не забыть, – ласково поддела его Бет.

26

“Мерседес-вито” ждал Амбруаза на парковке фирмы. Забрав в конторе ключи и переложив все необходимое для танатопрактики из своего автомобильчика в катафалк, он пустился в обратный путь. Ему хватило нескольких минут, чтобы вполне освоиться с новой машиной. Бет поджидала внука у подъезда. Одетая в черное с ног до головы, она бы как две капли воды походила на убитую горем вдову, если бы не корзинка с куинь-аманами в руках. Амбруаз весь взмок, пока убеждал ее убрать с лица вуаль и снять черные перчатки.

– У нас все-таки траур или у нас не траур, интересно знать, – ворчала Бет, убирая сеточку вуали и кружевные перчатки в сумку.

– Мы сопровождаем родственников, мы не родственники, – ласково объяснил Амбруаз, подчеркнув слово “сопровождаем”, и пошел за походным сундуком.

Потом они еще раз поднялись в квартиру за котярой, лотком с наполнителем и сухим кормом. Одиль Лакусс, раскрашенная как автомобиль в угоне, ждала их на лестничной клетке, сверкая всеми маячками.

– Иди скорей к Одиль, мой зайчик, – просюсюкала она, вырывая кота из рук Амбруаза. – Мамочка о тебе позаботится, вот увидишь. Будем жить вдвоем в любви и согласии, – добавила она, тщетно пытаясь поймать подведенными глазами бегающий взгляд молодого человека.

– Я ему испекла фар, – перебила ее Бет. – Вот, кладу вам сюда, на буфет. Только не давайте все сразу, – добавила она, – а то потом неделю отходить будет.

По дороге к Самюэлю Дински Бет не могла скрыть беспокойства:

– Надеюсь, все будет хорошо. Она назвала его зайчиком, слышал?

– Между нами говоря, его это, похоже, не смутило. Ты, случайно, не ревнуешь?

– С чего это я ревную? Не люблю кошек, я же говорила.

– А вдруг она права. Может, он действительно заяц, вон хвост какой короткий. Надо бы попробовать дать ему морковки, когда вернемся.

– О господи, какой же ты балбес. Ладно, а этот месье Дински, он как?

– Выглядит немногим лучше своего покойного брата-близнеца, но чудесный, вот увидишь. А его “Шварцвальд” не хуже твоего куинь-амана.

– А он мне позволит сидеть впереди, как ты думаешь? Меня в машине укачивает.

– Как ты могла заметить, впереди три сиденья. Заднее, рядом с катафалком – для четвертого носильщика на похоронах.

Ворота были открыты. Амбруаз поставил машину во дворе у беседки и попросил Бет подождать внутри. Самюэль Дински, вышедший ему навстречу, был на вид еще слабее, чем тот, с которым он виделся неделю назад. Костюм болтался на старике, как на вешалке, и казался вдвое шире, чем надо. Редкие пряди седых волос тщательно уложены на черепе. Щеку украшал шматок пены для бритья. Амбруаз не осмелился сказать ему об этом. Подхватил его багаж, матерчатый чемодан с кожаной отделкой, и поразился, какой он легкий. Самюэль Дински окинул долгим взглядом гостиную, из которой вышел, потом еще раз обошел все комнаты, проверяя, закрыты ли окна и выключен ли свет. Запер дверь и положил ключ под горшок с геранью, красовавшийся у входа. Спускаясь по ступенькам крыльца, поморщился, ему пришлось ухватиться за руку Амбруаза. От дневного света головная боль резко усилилась. Солнечные лучи раскаленными добела иглами вонзались в сетчатку. Он в последний раз, щурясь, обернулся на дом, в котором провел большую часть жизни. Бет сдвинулась на среднее сиденье, и старик уселся рядом с ней.

– Элизабет, – представилась она, протягивая ему руку, – сопровождающая.

– Очень рад, мадам. Самюэль Дински, к вашим услугам.

– Вы позволите?

Бет вытащила из сумочки платок и стала оттирать щеку соседа.

– С моим покойным мужем вечно было то же самое. Что ни утро, обязательно останется пена для бритья на лице. Если не на щеке, так на мочке уха или на подбородке, а иногда и вовсе прямо на кончике носа.

– Спасибо, мадам.

– Бет, зовите меня Бет, мне так больше нравится.

– Спасибо, Бет.