– Правила едины для всех: чтобы получить право уйти, надо подтвердить, что ты существуешь. Все очень просто, – возразила молодым людям Эмма Безюше, подошла к старику и, рассыпавшись в извинениях, положила удостоверение и историю болезни на журнальный столик.
– Я вас не понимаю, месье Дински, у нас первый такой случай. Поверьте, мне самой крайне неприятно, но сегодня запустить процедуру невозможно. Разумеется, внесенные вами деньги будут возвращены, за вычетом понесенных расходов. И конечно, мы по-прежнему целиком в вашем распоряжении, если вы захотите обратиться к нам снова, при условии, что ваши бумаги будут в порядке. Всего хорошего, месье Дински. До свидания, дамы и господа.
Амбруаз и Манель, совершенно убитые этой сценой, долго не могли сдвинуться с места. Молодой человек обнял ее.
– Но ведь ты сама этого хотела, разве нет? – утешал он ее. – По-моему, ты поэтому за нами сперва и поехала. А теперь пойдем, мы ему нужны.
Стоя на коленях перед растерянным стариком и держа его за руки, они объяснили ему, что он сегодня не умрет, что придется еще немножко потерпеть крестную муку, но они будут рядом, что бы ни случилось, как и обещали, рядом с ним, до самого конца.
– Его что, смотрел только один врач? – удивленно спросила Бет, листая историю болезни Самюэля.
– Да, – подтвердила девушка.
– Скажи, Амбруаз Ларнье, что тебе всю жизнь твердила бабушка?
– Что всякий врач видит болезнь только одним глазом. И что для полноты картины всегда надо показаться второму.
34
– И еще, Амбруаз Ларнье, напомни нам, пожалуйста, кто твой отец? – попросила бабушка.
– При чем тут это? – буркнул он.
– Скажи-скажи, им будет интересно, – не отступалась Бет.
– Профессор Анри Ларнье, Нобелевская премия по чему-то там образца 2005 года, – презрительно проворчал Амбруаз.
– По медицине, Нобелевская премия по медицине, договаривай, пожалуйста, не бойся. И чем этот славный человек занимается, можешь нам сообщить?
– Ох, Бет, нет, я понимаю, к чему ты клонишь, но об этом не может быть и речи. Лучше сдохнуть.
– Браво, поздравляю, ничего более уместного ты сказать не мог.
– Простите, Самюэль, я неудачно выразился, но не требуй от меня невозможного, Бет, только не он.
– Вы о чем? – вмешалась Манель.
– Так вот, представьте себе, отец молодого человека, которого вы видите перед собой, – один из лучших в мире специалистов по онкологии, но оный молодой человек, пребывая с ним в натянутых отношениях, не желает воспользоваться имеющейся у нас возможностью получить у него консультацию.
– Но, Амбруаз, мы должны сейчас же поехать к нему! – воскликнула Манель. – Мы ничего не теряем. И плевать, что ты с отцом поссорился, никто тебя не просит с ним мириться, мы просто хотим, чтобы он посмотрел Самюэля.
– Он в своей области лучший, Амбруаз, и ты это прекрасно знаешь, – продолжала бабушка. – К тому же нам повезло: сегодня вторник, а значит, он, как обычно, должен быть в своем офисе в ВОЗ. В двух шагах отсюда. Сделай это, ради Самюэля.
Старик с отсутствующим видом глядел в пол, ожидая избавления, в котором ему только что отказали. Амбруаз спрятал гордость в карман и сдался:
– О’кей, но не думайте, что я ему в ноги падать буду. Только ради Самюэля.
– Спасибо от него, – радостно воскликнула Манель и, поцеловав его в губы, нежно взяла старика за руки.
Они проехали километров пятьдесят вдоль озера в сторону Женевы. Примерно через час Амбруаз припарковал фургон у строгого здания ВОЗ. Снаружи восьмиэтажное здание напоминало панельную коробку 70-х годов. Манель осталась с Самюэлем в машине – незачем лишний раз утомлять больного, – а Амбруаз с бабушкой вошли в огромные стеклянные двери, направились к администратору и спросили, можно ли видеть профессора Ларнье.
– А кто его спрашивает? – поинтересовалась администраторша.
– Сын.
– И теща, – добавила Бет.
Женщина с любопытством оглядела их и попросила минутку подождать, пока она позвонит.
– Профессор Ларнье ожидает вас в кабинете. Четвертый этаж, на его двери табличка, – сообщила она, повесив трубку.
Они сходили за Манель и стариком и, вчетвером погрузившись в лифт, поднялись на четвертый этаж.
Профессор Анри Ларнье
лауреат Нобелевской премии
в области медицины
Табличка под стать его эго, подумал сын. Постучать они не успели. Дверь распахнулась, и на пороге вырос взволнованный Анри Ларнье. Первое, что пришло в голову Амбруазу при виде стоящего перед ним мужчины: он постарел. Подбородок обрамляла седая бородка. На седьмом десятке его облик слегка утратил ту безукоризненную строгость, что сообщала всей его фигуре представительность и властность. Скорее красивый, оценила Манель, и очень похож на сына, только без той нотки беспечности, какая присутствовала у Амбруаза.
– Что случилось? – встревоженно спросил профессор, даже не поздоровавшись с сыном.
– Здравствуй, папа, – с нажимом прервал его молодой человек.
– Прошу прощения, здравствуй, Амбруаз. Добрый день, Элизабет.