Вся пани Иоанна. Том 2

Казик Вольский, воткнув в ухо наушник, по дороге выслушал строгие инструкции. А именно: он должен везти пострадавшего осторожно, как тухлое яичко, медленно, осторожно, объезжая колдобины и буераки, не дай бог растрясти клиента. Это последнее он, ясное дело, пустил мимо ушей, но сразу резко сбавил ход. Затем Вольский должен заботливо опекать Рептилло, глаз от него ни на миг не отводить, и ни в коем случае не оставлять его одного! Врача заморить заботами и беспокойством о здоровье пациента, расспрашивать о подробностях ухода и лечения, пациента поить чайком из собственных рук и вообще делать все, что угодно, лишь бы дождаться приезда Возняка. И боже упаси представляться полным полицейским титулом, максимум — именем!

Казик Вольский все понял правильно, и распоряжения ему исключительно понравились.

Возняк добрался до кабака «А фиг вам» куда быстрее, чем оттуда отъехал. Из машины он вылетел, как из рогатки, но в забегаловку вошел уже уверенным и спокойным шагом. Все выглядело нормально, гости вели себя чинно и достойно, только бармен исполнял еще и обязанности официанта на уровне средней паршивости. Пани Идалии за барной стойкой не было, поэтому Возняк осведомился о ней у официантки, которая дополнительно работала и за бармена. Оказалось, что хозяйка занемогла, как-то очень странно: часа два или три тому назад у нее страшно заболела голова, и она прилегла на минутку у себя в кабинете подремать, а официантка каждые пять минут к ней бегает проверить, не надо ли чего. Вот бармен и обслуживает гостей, потому что хозяйка предпочитает для себя женскую обслугу.

Столь исчерпывающего и подобострастного ответа на короткий и невинный вопрос Возняк не получал еще никогда в жизни, и его подозрения переросли в уверенность.

Вопли «Только через мой труп!», попытки броситься на слегка затоптанный пол у дверей и раздирание рубахи на груди Возняка не тронули, обычные протесты он пропустил мимо ушей и все-таки нанес визит заболевшей даме. Дама, правда, слабо отмахивалась от него, но не очень-то энергично.

Недомогание проявлялось двояко. Пани Идалия была одета в широкую хламиду, напоминавшую халат, расписанную очень цветастыми павлиньими хвостами, а воротник тесно охватывал ее шею. Одеяние было практически светское — это первое. Во-вторых, она не извивалась на ложе в приступах боли, а сидела у длинного кухонного стола, и перед ней стоял весьма оригинальный набор продуктов: початая селедка в масле с лучком и бутылка коньяка, солидного «Хеннесси».

Возняк подумал, что эти продукты он бы решительно предпочел употреблять по отдельности.

Пани Идалия долго молчала, с достоинством принимая выражения соболезнования и сочувствия, и не отвечала ни на какие вопросы. И все-таки она не выдержала.

— Сучий потрох, — яростно изрекла она. — Пидор недоделанный.

— Это кто же такой? — изумился Возняк, хотя ответ прекрасно знал.

— А, говорить не о чем, — с горечью ответила дама, помолчав, и широким рукавом, на который как раз приходился особенно цветастый павлиний хвост, смела со стола пузатую рюмку, к счастью, пустую. — Ядька, ты чо, ослепла? У меня посуда разбилась! Этот кабан недобитый, Валюсь, на голову больной, выродок, мамкой на пол уроненный! Задушить меня хотел, сволочь, вот!

Она оттянула воротничок, едва не сбросив со стола вторую рюмку, которую ей как раз подсовывала официантка. Официантка проявила смекалку, придержав рюмку, которую пани Идалия немедленно от души наполнила.

Воротничок вернулся на большие багровые следы на шее пани Идалии. Еще раньше Возняк успел заметить легкую асимметрию ее лица под глазом и возле носа, но начинающий синеть багрянец комментировать не стал.

Теперь можно было поговорить и об этом, тем более что оставшаяся в бутылке одна треть говорила сама за себя. Хозяйке кабака никто не посмел бы поставить початую бутылку.

— А почему он вдруг воспылал к вам такой неприязнью?

Пани Идалии срочно нужно было выговориться.

— А я, дескать, язык распустила, решил поговорить со мной с глазу на глаз в подсобке… никто его не видел… ага, как же, все уже знают, что Хелюсиного хахаля кто-то в расход пустил, а мне он якобы пасть заткнет, вошь паршивая, да что он себе… — Словесный поток внезапно иссяк, словно скованный льдом. — А я тут полдня лежу, голова у меня болит, даже встать не могу. Пан инспектор, может, рюмочку, а? За здоровьице покойника… помянуть надо бы.

Здоровьице покойника внезапно резко повышенный в должности комиссар не помянул, зато попытался вызнать подробности слишком косноязычно изложенной мысли пани Красной. Это заняло у него двадцать минут. «Хеннесси» сначала очень помогал, но на последнем этапе начал мешать, поэтому комиссар бросил страдающую даму и помчался к другой жертве, оставив на камерах слежения все совершенные им мыслимые нарушения правил дорожного движения.