Вся политика

Борьба за «особые» финансово-экономические режимы была постоянным предметом торга регионов с федеральным центром. Дело дошло до того, что отдельные регионы фактически оказались вне единой правовой и финансовофискальной системы государства, перестали отчислять налоги в федеральный бюджет, требовали создания так называемых собственных золотовалютных резервов, собственных энергетических, таможенных систем, региональных денежных единиц. Результат – экономическое неравенство регионов и, как следствие, экономическое неравенство граждан. И это становилось нормой. Разрушался только еще нарождающийся единый рынок товаров и услуг.

Сепаратистские процессы, вызревавшие в России в течение нескольких лет, не получали адекватного ответа со стороны власти, но были активно поддержаны международными экстремистскими организациями и в конечном итоге выродились на Северном Кавказе в наиболее опасную форму – терроризм. Речь здесь в первую очередь, конечно, о Чечне.

После подписания Хасавюртовских соглашений, в результате которых были брошены на произвол судьбы и сама Чечня, и весь чеченский народ, кому-то могло показаться, что кошмар гражданской войны закончился. Не тут-то было.

К 1991 году было разрушено все, что можно, и на этих обломках началась жизнь, которую называют постперестройкой. В результате ее сформировалось исторически бесперспективное общество, которое опиралось на слабые бесперспективные классы и группы. Вот единственный итог, к которому привели реформы Горбачева. Какие из этого следуют уроки? Первый из них говорит о том, что невозможно осуществлять реформы без субъекта реформ, без ответа на вопрос, кто их осуществляет. Второй урок, который нужно вынести из перестройки: нельзя путать революцию и эволюцию вместе. Нельзя говорить, что мы революцией все разрушим, а созидание передадим живому творчеству масс. И третий урок: каждый раз, когда мы объявляем, что входим в мировое сообщество, то обязательно начинаем разваливаться. В то время как без собственной мировой линии (философия, вопросы будущего, геополитика) жить автономно мы не сможем. Это не значит, что нужно быть закрытыми. Не надо сводить все к альтернативе: вольемся мы во что-либо или нет («Трибуна», 15.03.2005).

Сергей Кургинян, политолог

Чувствуя нашу слабость, понимая всю расхлябанность власти и удручающее моральное состояние общества, летом 99-го года многочисленные банды международных террористов пошли, как и следовало ожидать, дальше. Они обнаглели настолько, что совершили открытое нападение на Дагестан, совершили агрессию с целью отторжения от России и вовлечения в зону своего криминального влияния дополнительных наших территорий.

Насколько это было опасно для Кавказа, для России в целом – особенно с учетом традиционного компактного расселения народов юга России и некоторых прилегающих к югу России территорий, – объяснять, думаю, не надо: достаточно посмотреть на трагедию распада Югославии, чтобы сделать все необходимые выводы.

Замечу, что Россия всегда была весьма сложным государственным образованием, требовала к себе бережного, я бы сказал, профессионального отношения. Но, к сожалению, к концу 90-х годов, и это надо признать, она под ударами всех вышеперечисленных негативных факторов стала утрачивать основные признаки единого государства. Это то, с чем мы столкнулись, и то, в каких условиях нам необходимо было одновременно решать и острейшие каждодневные проблемы, и работать на то, чтобы заложить новые – долгосрочные – тенденции роста. Власть фактически постоянно должна была разгребать текущие завалы, защищать целостность страны в борьбе с сепаратизмом и международным терроризмом и при этом закладывать основы нашего будущего.

И сегодня я просто обязан сказать слова благодарности всем, кто в этой трудной ситуации отстоял демократические завоевания народа, кто не сломался в тяжелых жизненных условиях и ситуации и собственным трудом помог стране встать на ноги.