Правда, сравнительно недавно на короткое время замаячили проблески оптимизма. В быстром росте экономики и в приходе на смену слабому здоровьем Борису Ельцину молодого и собранного Владимира Путина некоторые увидели признаки начала стабилизации. ‹…› Но вскоре оптимизма поубавилось. Когда в октябре 2003-го ‹…› был арестован ‹…› нефтяной магнат Михаил Ходорковский, ‹…› казалось, сбываются наихудшие опасения относительно того, что авторитарные силы возьмут реванш. По словам обозревателя The New York Times Уильяма Сэфайра, Россией правит «схватившая страну за горло» «властолюбивая мафия» из бывших офицеров КГБ и военных. Когда было объявлено о победе пропутинской «Единой России», которая набрала более 37% голосов на декабрьских парламентских выборах 2003-го, Сэфайр мрачно заявил о возвращении «однопартийной системы» и пришел к выводу о том, что эксперимент с демократией в России «находится при последнем издыхании».
Однако данные об укреплении позиций России, ее макроэкономической стабильности, неравенстве доходов и состоянии корпоративных финансов в стране, информация о российских выборах, коррупции и свободе печати наводят на мысль о наличии серьезного расхождения между чрезвычайно негативными оценками и реальными фактами. ‹…›
Экономическая и политическая системы в России пока далеки от совершенства, но их недостатки типичны для стран со сходным уровнем экономического развития. Как в 1990 году, так и сегодня Россия является страной со средним достатком, ВВП которой составляет примерно 8 тыс. долларов на душу населения и, по оценкам ООН, при равной покупательной способности, сопоставим с ВВП Аргентины за 1991-й и Мексики за 1999-й. Подавляющее большинство демократий с подобным уровнем дохода далеки от идеала: их правящие круги поражены коррупцией, судебная власть политизирована, пресса почти никогда не бывает полностью независима. Для этих стран характерны существенное неравенство доходов, концентрация корпоративной собственности, турбулентность макроэкономических показателей. ‹…› Превалирующий взгляд на Россию напоминает отражение в кривом зеркале: черты узнаваемы, но пропорции искажены до абсурда. Чтобы увидеть отчетливое изображение России, следует вернуться к фактам.
Широко распространено мнение о том, что в 1990-е в российской экономике произошел катастрофический спад. Например, в одном из докладов в Палате общин Великобритании за 1998 год утверждалось, что уровень жизни в России «впервые опустился до показателей первых послевоенных лет». Согласно Госкомстату, за период с 1991-го (год отставки Михаила Горбачева) по 2001-й (Путин уже год находился у власти) объем ВВП на душу населения в реальном исчислении снизился на 24%. С 1991-го по 1998-й, прежде чем подняться, ВВП упал на 39%.
‹…› При внимательном ознакомлении с данными ‹…› возникают сомнения в справедливости общепринятой аргументации о масштабах спада российской экономики. ‹…› Сравнение России 1990-х с другими посткоммунистическими странами еще больше подрывает мнение о том, что экономические недуги России являются исключительными. Согласно официальным данным, объем производства снизился во всех без исключения посткоммунистических экономиках Восточной Европы и бывшего Советского Союза. Это и новые демократии, такие как Россия и Польша; и страны, в которых до сих пор сохраняется диктатура, такие как Белоруссия и Таджикистан; это и страны, быстро продвигающиеся по пути реформ (Чехия, Венгрия); и государства, в которых этот процесс идет очень медленно (Украина, Узбекистан). Универсальный характер данного явления предполагает наличие общей причины. Во-первых, возможно, все объясняется сокращением военного и экономически нерентабельного производства, объем которого ранее также учитывался. Во-вторых, вполне вероятно, что распад плановой системы во всех государствах на постсоветском пространстве породил временную дезорганизацию в экономической сфере. Справедливость и того, и другого соображения подтверждает тот факт, что по истечении ряда лет почти во всех странах постепенно пошел вверх официально зарегистрированный показатель объема производства.
Данные о спаде в экономиках посткоммунистических стран подрывают основы еще одной распространенной теории сокращения объемов производства в России. Некоторые утверждают, что чрезмерно высокие темпы реформирования лишь усугубили кризис ‹…›. В действительности очевидной связи между скоростью протекания реформ и изменением официального объема производства в странах Восточной Европы и бывших республиках Советского Союза нет. Группа наименее пострадавших стран, согласно официальным цифрам, включает как государства, быстро реформирующиеся (Эстония, Польша, Чехия), так и медленно или совсем не реформирующиеся (Белоруссия, Узбекистан). Страны, которым пришлось тяжелее всего, тоже не похожи друг на друга: тут и отказавшиеся от преобразований Таджикистан и Туркменистан, и некоторые из тех, кто пытался осуществить реформы (Молдавия).