Большинству мужчин свойственно желание продолжиться. Не принципиально – кто этот мужчина. Деревянный лейтенант Буратино из нашей дубовой армии, инженер с пролысиной и начальными признаками геморроя, бизнесмен с тугой мошной и пузом, подмигивающим через разошедшуюся на пупке рубашку «от кутюр» или наркоман Лекс. Разницы нет. В большинстве своем мужики умиленно поглаживают сообщившую о беременности жену по еще совершенно плоскому животу и начинают думать о том, куда поставить кроватку и как об этом сказать маме. Некоторые начинают ахать и кричать:
– Дорогая, приляг, тебе вредно так много стоять, – хотя вроде бы очевидно, что нормальный человек не станет лежать в кровати девять месяцев. Ну и конечно:
– Милая, чего бы тебе хотелось скушать? Лапочка, ты теперь ешь за двоих. Так что ложечку за папу, ложечку за маму. – Почему-то считается, что женщина, заимевшая счастье стать матерью, обязана превратиться в некое жвачное животное и довести свои показатели хотя бы до центнера. Некоторые редкие особи сразу покупают новую квартиру с видом на финский залив и с придомовой территорией, засаженной пушистыми пихтами и можжевельником, чтобы «дорогая» могла безопасно гулять. Они приводят толпу врачей и следят за каждым жестом супруги. Фотоальбомы, хроника событий, отношение к женщине как к божественной умалишенной. Лекс же только поинтересовался, кого я хочу, и этим ограничился.
– Мао Цзедуна? Тогда не надо было залетать от русского. – Произнес он и продолжил свои дела.
– Что мне делать? – спросила я его наутро. Винт кончился и нас всех колбасило. Может, я и неудачно выбрала момент для объяснений, но уж что выросло, то выросло. Никаких сведений о беременности, детях, счастье материнства у меня, как у младшего ребенка, не было. Не то, чтобы я была «против». Нет. Правда, «за» я тоже не была. Я не осознавала, что это такое со мной сотворилось. И как это понимать? И что будет дальше? Темный лес из вопросов. И ни одного ответа. Вот я и обратилась к молодому папаше:
– Что же мне делать теперь?
– Ну как. Дальше жить. Что за вопрос.
– Будем рожать? – удивилась я.
– Почему нет? Ты возражаешь?
– Да нет. И как это будет?
– Как пойдет. Да не напрягайся ты так. Ерунда, – успокоил меня он и упер куда-то прошвырнуться. Но эта его «ерунда» совсем меня не устроила. Растерянность и ошаление от моей новости как были, так и остались. Я встала и пошла в обще-художническую кухню испить чайку.
– Чего-то ты смурная сегодня, – проявили внимание девушки-красавицы из рисовальной общины. Длинные косы, «хайратники», «ксивники», расклешенные художественно изорванные джинсы и сочувствие ко всему начиная от цветочков и кончая мной.
– Да вот, беременна, – выдохнула я.
– И какие планы? – поинтересовались они. Все-таки не такое уж рядовое явление – беременность.
– Никаких. Я так понимаю, от меня ничего не зависит, – пожала я плечиками.
– Это еще почему? Ты что, сильно мечтала родить в таком месте? Или у тебя муж страстно жаждет обзавестись потомством? – набросилась на меня вдруг Надюха – взрослая бабища неопределенной внешности.
– Да ни о чем я не мечтала. А Лексу, по-моему, по барабану.
– Нормально, а? И она собралась рожать. А куда ты дите-то денешь? – она так возмущалась, что стало ясно – проблему она знает не понаслышке.
– Но что ж поделать. У меня здесь ни прописки, ни знакомых. Аборт?
– Ну а почему нет? Ты ж и не представляешь, что тебя ждет.
– Да я и не знаю, с чего начать, – растерялась я. Интересно, Лекс будет рад, если я сделаю аборт? Или также равнодушно воспримет и это?
– Стоп, девки, – вдруг высунулся кто-то из угла, – чего сразу огород городить? Может, народными средствами?
– Это как? – вылупилась я на нее. Она пояснила. Рецепт женской свободы выглядел следующим образом. Берешь лавровый лист (пачки три) и луковую шелуху в пропорции один к одному. Воды три стакана и кипятишь около сорока минут, периодически помешивая. Полученный отвар (жуткого сине-черно-коричневого оттенка) необходимо принять внутрь, находясь в погранично горячей ванной. Далее следует взять простое алюминиевое ведро, найти подходящую лестницу (от пяти до семи этажей), и приступать к игре «Водонос». Вверх, вниз. Вверх, вниз. До наступления эффекта. Возможно, что, встретив такой прием, ребеночек сам, добровольно передумает рождаться.
– Интересно задумано, – сказала я и приступила. Поскольку ванны в нашем захолустье не было изначально, а лестница доходила только до третьего этажа, мы замутили взвар погуще. Как я пила эту гадость – страшно вспомнить. Если б не было кощунством, можно было бы сказать, что это было страшнее, чем полет Эдисона в Неву. Три стакана настойки из помойки.
– Давай – давай. Терпи, такая у нас долюшка, – вещала Надюха. Потом она лично следила, чтобы я не ленилась и ведра с водой таскала честно и без мухлежа.
– Я больше не могу.
– Главное, чтобы тебе на родах этого не пришлось кричать, – заражала меня бодростью и оптимизмом она.
– Что тут у вас происходит? – Раздался из-за моей спины голос муженька. Сердце ухнуло куда-то вниз и замерло.
– А что? – тупо прохрипела я.