Вся правда о либералах. Как я стал русским патриотом

Мы и сами, кстати, в значительной степени в 1990-е годы не устояли перед обаянием этого многоцветного, казавшегося безудержно свободным, устроенным так, чтобы обеспечить человеку максимальный комфорт, образом западной культуры, на которую изо всех сил хотели равняться.

Думаю, что и западный обыватель впал в подобный соблазн, когда только-только столкнулся с проповедниками защиты прав тех, кто имеет те или иные отклонения от усредненной человеческой нормы.

Ведь на первый взгляд кажется, что это очень гуманная идея — протянуть руку гонимым, обеспечить им легализацию на законодательном уровне, помочь встроиться в общество, которое прежде считало их изгоями.

Однако либеральные элиты, набрав инерцию, перемахнули через границу, на которой вроде бы должны были остановиться.

Довольно быстро выяснилось, что речь идет не о равноправии, а о преобладающих правах меньшинств и альтернативных субкультур, которым фактически было предоставлено право переписывать правила общественной жизни и формировать новый, искаженный морально-нравственный климат.

Есть основания полагать, что этот глобальный эксперимент потерпел неудачу. Брекзит, избрание Трампа, популярность правых политиков в Европе — все это приметы провала засилья либеральной идеи в западной общественной культуре.

В случае с Россией все было гораздо страшнее и проще. У нас просто не было такого гигантского пространства для маневров и проведения разнообразных опытов.

Либеральные реформы очень быстро разорили и развалили страну, спровоцировали разгул бандитизма и колоссальную коррупцию. Российское общество в ужасе отшатнулось от Запада, возвращая себя в лоно традиции.

В силу крайне ограниченных материальных ресурсов и преград в виде законодательных противовесов, которыми снабжена западная цивилизация, мы прошли той дорогой, по которой сейчас плетется западный мир, почти бегом, преодолев за какое-нибудь десятилетие пространство грандиозного либерального соблазна.

Я все же предполагаю, что мы движемся в одном направлении, просто в каком-то отношении мы вырвались вперед, поскольку нас атаковал жесткий и беспощадный клон либерализма в виде голого, сконцентрировавшего в себе все крайние, радикальные аспекты доктрины либертарианства.

Все же оригинал доктрины и сам по себе гораздо мягче, и гораздо мягче действует в своей органичной среде.

Таким образом, я готов предположить, что нам, скорее всего, просто предстоит встретиться где-то на дороге, как встретились в апреле 1945 года на Эльбе советские и американские войска. При этом наши проблемы, связанные с низким уровнем жизни, недообустроенностью социального и общественного быта, останутся с нами, а их проблемы останутся с ними.

Либеральные элиты Запада, хотя и сдают свои позиции, но все равно они еще долго будут считать себя законодателями моды и пользоваться значительным влиянием. Наше единственное преимущество в том, что российский либеральный лагерь съеживается год от года все более. Общество сознательно выталкивает его на самую периферию политической жизни.

Но мы обязательно встретимся и наконец договоримся о том, что «хорошо» и «плохо» у нас — почти одни и те же.

Правда, когда это произойдет, никому не известно.

Вспоминая 11 сентября: союзник дьявола

Когда СССР перестал существовать, выяснилось, что в сочетании «русские и коммунизм» второе звено было вовсе не смыслообразующим. Американцы этого не поняли и продолжили использовать радикальных националистов для создания пояса нестабильности вокруг нынешней России.

Но в самом деле, давайте припомним, как все это было. Шок, вызванный невозможностью происходящего, — невиданный по масштабу теракт в прямом эфире. Вся страна (я имею в виду Россию) с ужасом наблюдала за обрушением башен-близнецов в Нью-Йорке, гибелью множества людей.

Переживание чужого горя, сочувствие были неподдельными, ощущение, что катастрофа произошла не за океаном, а вторглась непосредственно в нашу жизнь, испытывали тогда очень многие. Никакого злорадства, отчуждения, напротив, желание подать руку: «Они — такие же, как и мы» — их рухнувшие небоскребы и наши взорванные на Каширке дома немедленно слагались в единую цепь событий.

За нашими плечами было десять лет веры — безусловной в начале 90-х и потерявшей свою цельность к началу 2000-х, — что там, за океаном, человеческая цивилизация сумела выразить себя в полной мере, там она обрела свои законченные и совершенные формы. И нам лишь надо встроиться в их идеальное сечение, чтобы унаследовать процветание, свободу и благополучие. Что же изменилось за минувшие 15 лет, почему сообщения о масштабных терактах в Европе и США если и встречают сочувствие, то уже совсем не такое глубокое, совсем без отождествления «мы» и «вы», сочувствие отчужденное и настороженное? А часть сограждан откровенно злорадствует, не стесняясь обнаруживать свои чувства.