Вся правда о Муллинерах (сборник) (СИ)

 — Они все с женами?

 — Нет, они не женаты.

 Надежда поперхнулась и тихо умерла. Оставшись один, племянник мой размышлял. Если бы у этих типов, думал он, была хоть какая-то совесть, они бы давно женились. Ну, что это такое? Думают только о себе. Именно это и губит Англию.

 Туг он заметил, что Она вернулась, мало того — что-то говорит.

 — Да? — спохватился он. — Простите?

 — Я говорю, у вас хватит сигарет?

 — Спасибо, вполне.

 — Это хорошо. Конечно, в вашей комнате тоже есть пачка. Мужчины любят курить в постели. Собственно, пачки там две — турецкие и виргинские. Отец положил.

 — Очень любезно с его стороны, — машинально признал Мордред.

 Я очень хотел бы сообщить вам, (продолжал мистер Маллинер), что теплый прием утешил Мордреда. Но нет, он его не утешил. Хотел бы я сказать и о том, что все эти Биффи и Гаффи были плюгавы; но лгать не могу. Кроме того, они явственно обожали Ее.

 А хуже всего был дом, один из тех домов, которые строят человек на двадцать, не считая сотни слуг. Романтик, взглянув на такое жилище, думает о рыцарях, прагматик — о том, во сколько оно обходится. Что до Мордреда, он впал в отчаяние.

 Хорошо, думал он, предположим, я пробьюсь через этих Биффи — но посмею ли я увезти Ее из такого дома? Конечно, и в Лондоне можно что-то снять, но в самом просторном из лондонских жилищ Она будет чувствовать себя как сардинка.

 Вконец исстрадавшись, он ушел к себе часов в одиннадцать. Хозяин его проводил, а заодно проверил, хватит ли у него сигарет.

 — Ах, как вы правы! — приветливо сказал он. — Молодые часто разрушают здоровье ночными бдениями! Что ж, облачимся в халат и закурим, хе-хе? Надеюсь, сигарет тут много. Спокойной ночи, мой мальчик, приятного сна.

 Когда дверь за ним закрылась, Мордред, как он и предвидел, облачился в халат и закурил. Но это не все — он присел к столу, чтобы написать Аннабелле стихи, которые зрели в нем весь вечер.

 Замечу, что мой племянник принадлежал к современной школе. Рифму он не ценил, пел же, чаще всего, трупы и кухонные запахи. Но сейчас, когда лунный свет серебрил его балкон, воображение просто кишело словами типа «кровь», «любовь», «луна» и «она».

 «Синие глаза», — написал Мордред.

 «Нежные уста», — написал все он же.

 «О, синь очей — как синь небес!» Нет, нет.

 «Уста…»

 «Чиста…»

 Чушь какая-то!

 Взрычав от горя, он разорвал листок и бросил в корзину.

 Сияют синие глаза,

 И улыбаются уста

 Пом-пом, пом-пом, пом-пом чиста

 (Гроза? Нет! Не коза же…)

 Глаза сияют синевой

 Уста (О, Господи!)

 Ту-рум, my-рум, ту-рум, я твой

 И тру-ру-ру (а с чем рифмовать?!)

 Хорошо,

 Чиста таинственная синь

 Твоих непостижимых глаз

 Тра-ля, mpa-ля, тра-ля-ля кинь?вынь? Ну, что это!

 Та-pa-pa-pa-pa-ра-ра-раз.

 Он бросил и этот листок, тихо выругался, встал. Ничего не получалось; и он понял, почему. Вдохновение избегает кресел. Побегай, поломай пальцы, повороши волосы. Сперва он думал обойтись комнатой, но лунный свет, струившийся в окно, его приманил. Он вышел на балкон. Темная, таинственная трава была совсем близко. Он прыгнул; и не зря. Ободренная обстановкой, Муза услужливо кинулась к нему. Пройдясь по газону взад-вперед, он шустро начал:

 Сияющая синева

 Твоих божественных очей…

 Придирчиво взвешивая рифмы «жива», «ночей» и «лучей», он внезапно заметил, что невдалеке, чуть повыше, тоже что-то сияет; и, присмотревшись, понял, что горят его занавески.

 Вообще-то он был не очень ловок и сметлив, но здесь — не растерялся.

 — Пожар! — закричал он. — Горим! Из окна кто-то высунулся.

 — Что-что? — спросил капитан Биффен.

 — Горим!

 — Простите?

 — Го-рим! Гвендолен, Оливия, Роза…

 — А, горим! Так-так.

 Тут появились и другие обитатели.

 В последующих событиях, боюсь, племянник мой не слишком отличился. Мы живем в век специализации. Мордред, как мы видели, специализировался на возжигании, а не на тушении огня. Сжигая квартиры, он обычно поспешал вниз и посылал привратника посмотреть, как там и что. Так и теперь, даже под взглядом Аннабеллы, он явственно уступал Биффи и Гаффи.

 Смотрел он на них с тоской. Посудите сами: они востребовали воду; они построились в цепь; Фредди влез на балкон; Алджи влез на бочку, чтобы подавать ему все, что нужно. Что же до Мордреда, он споткнулся о Гаффи, перевернул два ведра на Просси и получил совет отойти в сторонку.

 Там он и провел горчайшие минуты. Искаженное лицо хозяина свидетельствовало о том, как дорого ему родное гнездо, как мерзок человек, его поджегший. Беспокойные лица дам тоже ничего хорошего не предвещали.

 Наконец Фредди сообщил, что опасность позади.

 — Все, — сказал он, прыгая на траву. — А чья это комната, не знаете?

 Мордред пошатнулся, но не изменил прославленной отваге Маллинеров.

 — Моя.

 Шестеро мужчин посмотрели на него.

 — Ваша?

 — А, ваша?

 — А что случилось?

 — С чего началось?

 — Да-да, с чего?

 — Уж с чего-нибудь, — подытожил мозговитый Биффен. — Так просто не начнется, э?

 Мордред овладел своим голосом.

 — Вероятно, — сказал он, — я бросил сигарету в корзину, а там много бумаги…

 — Бумаги? Почему это?

 — Я писал стихи. Все очень удивились.

 — Что писали? — спросил Просси.

 — То есть что? — уточнил Гаффи.

 — Стихи? — проверил Биффи у Томми.