Вся правда о Муллинерах (сборник)

— Уэбстер, — сказал он, — мне не принадлежит. Он собственность настоятеля Болсоверского собора, который по возведении в сан епископа перед отплытием из Англии, дабы приступить к своим епископским обязанностям в епархии Бонго-Бонго в Западной Африке, оставил животное на попечение своего племянника, Ланселота, художника и сына моего кузена Эдварда. В прошлый вечер я поведал этим джентльменам, как Уэбстер временно перевернул жизнь Ланселота вверх дном. Годы, проведенные в резиденции настоятеля собора, воспитали в нем суровую добродетель и взыскательность, и он обрушил на сына моего кузена всю силу волевой и ханжеской личности. Словно бы Савонарола или кто-нибудь из библейских пророков внезапно вторгся в беззаботную богемную атмосферу студии художника.

— Он пялился на Ланселота и расстраивал ему нервишки, — объяснил Пинта Портера.

— Заставил бриться каждый день и бросить курить, — добавил Виски С Лимонным Соком.

— Он считал Глэдис Бингли, невесту Ланселота, слишком суетной, — сказал Ром С Молоком, — и пытался женить его на девушке, которую звали Бренда Карберри-Пэрбрайт.

— Но в один прекрасный день, — докончил мистер Муллинер, — Ланселот обнаружил, что животное это при всех своих словно бы несгибаемых принципах всего лишь колосс на глиняных лапах и ничем не лучше любого из нас. Он нечаянно уронил бутылку спиртного, а кот упился ее содержимым и повел себя самым неподобающим образом, так что чары, естественно, тут же рассеялись. И какой же аспект истории Уэбстера, — спросил он у Виски С Содовой, — привлек ваше внимание?

— Психологический аспект, — ответил Виски С Содовой. — Мне представляется, что кот этот переживал глубокую психологическую драму. Я словно вижу, как его высшая натура воюет с его низшей натурой. Он сделал первый неверный шаг, но каким был исход? Нейтрализует ли новая деморализующая атмосфера, в которую его ввергли, плоды благочестивых наставлений, которые он получал еще котенком? Или благое влияние церкви одержит верх и он останется тем котом, каким был?

— Если, — сказал мистер Муллинер, — я не ошибаюсь и вы действительно хотели бы узнать, что произошло дальше, я могу вам рассказать. Никакой войны его высшая и низшая натуры между собой не вели. Низшая победила с места в карьер. С момента, когда он столь величаво нахлебался, этот, в недалеком прошлом истинно святой, кот стал гулякой из гуляк. Просыпался он рано, а ложился поздно, и дни его заполнялись вихрем дебошей и сомнительных донжуанских похождений. Не прошла и вторая неделя, как его ухо в непрерывных гангстерских войнах превратилось в свое драное подобие, а его боевой клич стал для обитателей Ботт-стрит в Челси столь же привычным, как утренние йодли молочника.

Виски С Содовой сказал, что это напоминает ему какую-то из величайших греческих трагедий. Мистер Муллинер подтвердил, что некоторое сходство имеет место.

— А что, — вопросил Ром С Молоком, — обо всем этом думал Ланселот?

— Ланселот, — сказал мистер Муллинер, — принадлежал к тем покладистым натурам, что и сами живут, и другим дают. Он смотрел на загулы кота снисходительным оком. Коты, объяснил он как-то вечером Глэдис Бингли, когда она промывала борной кислотой правый глаз Уэбстера, коты остаются котами.

Правду сказать, он вообще выкинул бы всю историю из головы, если бы как-то утром от его дяди не пришла радиограмма, отправленная с парохода посреди океана, с сообщением, что он отказался от своей епархии по причине здоровья и вскоре прибудет назад в Англию. Радиограмму завершали слова: «Мой теплейший привет Уэбстеру».

Если вы не забыли, каковы были отношения между Ланселотом и епископом Бонго-Бонго, а я описал их в тот вечер (продолжал мистер Муллинер), вам не нужно объяснять, как это известие потрясло молодого художника. Гром среди ясного неба. Хотя Ланселот зарабатывал своею кистью достаточно, чтобы содержать себя, он надеялся выдавить из своего дяди ту добавочную сумму, которая бы позволила ему вступить в брак с Глэдис Бингли. И когда Уэбстер был доверен его попечениям, он считал, что указанная сумма уже у него в кармане. Ведь, убеждал он себя, простая благодарность понудит его дядю раскошелиться.

Но теперь?

— Ты же прочла радиограмму, — сказал Ланселот, взволнованно обсуждая с Глэдис Бингли сложившееся положение. — Ты не забыла заключительные слова про теплейший привет Уэбстеру? Без сомнения, дядя Теодор, едва ступив на английскую землю, поспешит сюда для радостного воссоединения с этим котом. И кого он увидит? Хулигана в кошачьем обличье. Гангстера. Громилу. Грозу Ботт-стрит. Да ты погляди на него, — сказал Ланселот, расстроенно махнув рукой в сторону подушки, на которой возлежал Уэбстер. — Только взгляни на него, прошу тебя.