Вся правда во мне

– Иди к своему ухажеру, к которому ты бегаешь, посмотрим, впустит ли он тебя.

Холодная, мокрая, до смерти напуганная, отвергнутая матерью, которая меня родила. Это больше, чем я могу вынести. Глаза налились слезами, и я зарыдала.

– Мама, сжалься над дочерью, – закричала я и заколотила в дверь. – Мама, помоги мне!

Я слышала голос Даррелла, но слов различить не могла. Мама что-то сказала, и он замолчал.

Дом был темным и безмолвным. Здесь остались мои лучшие воспоминания о счастливых временах, проведенных с папой и мамой.

Я повернулась и пошла прочь.

Я попрощалась с отчим домом.

В последний раз я погладила Ио по голове и вывела Фантом на улицу. Она продемонстрировала мне, что недовольна, в хлеву ей было гораздо комфортнее. Она поплелась за мной к тебе в хлев, где мы и улеглись рядышком на сене.

Только теперь я вспомнила о твоем муле. Пусть сам найдет дорогу домой, помочь ему я уже не смогу.

Книга четвертая

I

Я проснулась от шума. В церкви непрерывно звонили колокола, так звонят только во время тревоги, созывая жителей на площадь. Переселенцы? Я потерла глаза и с удивлением осмотрелась.

Было уже позднее утро. Я проспала все домашние дела.

Колокола продолжали трезвонить.

Я в твоем хлеву, и рядом со мной, свернувшись калачиком, спит Джип.

Теперь я все вспомнила.

Я вскочила и тут же почувствовала, насколько избиты и слабы мои ноги. Мне даже пришлось схватиться рукой за перегородку стойла, пока я отряхивала от соломы порванное платье. В животе урчало. Фантом ткнулась в меня носом, требуя, чтобы я ее покормила. Овес для нее у тебя был. Не было никакой еды для меня, а дом ты запер.

Это из-за тебя звонили в колокола, «экспедиция» вернулась в город. Наверняка. Я должна пойти туда и убедиться во всем сама. Как всегда, я спрячусь в самом углу на задней скамье. Сейчас, когда все взбудоражены, на меня будут обращать внимание еще меньше, чем когда-либо.

Выйдя на дорогу, я увидела впереди маму в лучшем воскресном платье, Даррелла, опиравшегося на ее руку. Они шли медленно, но с достоинством. Даррелл не пошел сегодня в школу. Да он бы и не смог без помощи туда добраться. Я спряталась за кленом и подождала, пока они пройдут дальше.

– В прятки решила поиграть?

Я подпрыгнула. Это была Гуди Праетт. Мой испуг ее позабавил.

– Попала в переделку? Что с твоим платьем? И почему это тебе вздумалось прятаться от собственной матери?

Она взяла меня за локоть, и я, сама не знаю почему, пошла с ней в город.

– Не нужно много воображения, чтобы понять причину. Гуди Праетт все видит и все знает.

Она шла медленно, казалось, что мы придем уже после того, как все кончится.

– Гуди Праетт знает много того, чего пастору Фраю и доктору Бранду знать не следует, – она хрипло рассмеялась и зыркнула на меня блестящими черными глазками. – Ты попала в беду, девочка?

Она кивнула на платье.

Я была слишком измучена, чтобы что-то доказывать. Гуди, как и многие другие, была уверена в моей аморальности.

К церкви мы подошли последними. Гуди направилась в первые ряды, а я юркнула на свое место. Но сделать это незаметно мне не удалось. На меня, не отрываясь, смотрели пастор Фрай и еще несколько человек, принимавших участие в экспедиции. Они стояли рядом со священником, с ружьями в руках. Сегодня это помещение из церкви превратилось в зал суда.

Ты сидел, привязанный к стулу перед кафедрой. При дневном свете твоя одежда выглядела еще больше испачканной и рваной. Из потрескавшихся губ сочилась кровь, под глазом багровел огромный синяк. Ты уронил голову на грудь. Все смотрели на опозоренного героя и перешептывались. За исключением Марии. Она была бледна и молчалива и сидела рядом с Леоном.

Ты поднял голову, обвел взглядом собравшихся и увидел меня. Я здесь. С тобой.

Пастор Фрай постучал тростью о пол, как Моисей посохом по камню. В помещении стало тихо. Пять членов городского совета в длинных черных мантиях поднялись со своих мест и сели за стол на возвышении. В ярких лучах утреннего солнца, падающих сквозь южные окна церкви, они казались пришельцами из другого мира.

Гораций Брон повернул тебя вместе со стулом лицом к судьям и похлопал по щекам, заставив поднять голову и посмотреть на них.

Член городского совета Браун прокашлялся.

– Народ Росвелла, – проговорил он скрипучим старческим голосом, – мы собрались здесь, чтобы рассмотреть дело, волнующее всех нас.

Он взглянул на тебя поверх очков.

Такое провокационное начало этой торжественной церемонии заставило присутствующих заерзать.

– Большим потрясением для нашего городка было узнать, что Эзра Уайтинг, которого мы много лет считали погибшим, жил, скрываясь, рядом с нами.

Челюсти Авии Пратта непрерывно двигались. Он сидел в первом ряду, в самом углу, согнувшись в три погибели, чтобы иметь возможность смотреть на тебя. Толстая нижняя губа то вытягивалась, то втягивалась обратно, а руки судорожно сжимали трость.

Браун зашелестел бумагами.

– Это обстоятельство помогло пролить свет на череду несчастий, обрушившихся на наш город в последнее время. В связи с этим возникает вопрос: кто знал о нем, скрывал его и помогал совершать грабежи.