Вся правда во мне

– Скажу больше, – продолжал Руперт Джиллис, уже не стесняясь, – как нельзя лучше характеризует характер мисс Финч тот факт, что вчера во время перерыва на обед она сказала, что придет вечером ко мне домой.

Ты застыл.

– Если я ей заплачу.

Жителям Росвелла больше не осталось, чему удивляться. Все сидели и недоумевали, как это Господь позволил мне сидеть рядом с ними. Брови миссис Робинсон заползли куда-то за кромку волос.

Ты сидел, низко опустив голову, и смотрел в пол.

Шея Руперта Джиллиса была длинной, белой и мягкой как сыр.

Пожалуйста, посмотри на меня, Лукас.

– Это неправда! – голос Даррелла заглушил перешептывания. – Весь перерыв на обед она была со мной! Она и словом с Джиллисом не перемолвилась! Это он все время к ней приставал!

Я посмотрела ему в глаза. Спасибо, Даррелл. Но шумок, поднявшийся в церкви, свидетельствовал о том, что никто не поверил брату, который вступился за честь сестры.

Черт с ними, Лукас, посмотри мне в глаза, и ты увидишь правду.

То, что ты отводил глаза, обвиняло меня гораздо больше, чем все их взгляды. Моя вина стала для них очевидной с тех самых пор, как было произнесено мое имя, с тех пор, как был отрезан мой язык. Но ты же мне верил.

– Джудит Финч, – откуда-то издалека до меня донесся голос Брауна, – Вам есть что сказать?

Сквозь арочное окно в побеленном своде церкви я видела яркое полуденное солнце. Какой чудесный сегодня день.

Было ли мне что им ответить?

Нет. Я бы ответила только тебе.

– Джудит Финч, – повторил он, – вы обвиняетесь не только в соучастии в преступлениях, вменяемых Лукасу Уайтингу, но и прелюбодеянии и проституции. Есть ли вам что сказать в оправдание?

Я разглядела в толпе лицо моей матери. Она закрыла глаза и сидела так неподвижно, как будто спала.

Старейшины старались не выказывать своего раздражения на глазах у всех, хотя мое упрямство их и разозлило.

– Лукас Уайтинг, – сказал Браун, – Если вы не знали, где прячется ваш отец, каким образом вы оказались вчера в его хижине?

– Меня привела туда его лошадь, – старейшине пришлось перегнуться через стол, чтобы расслышать твой голос.

– Лошадь, которую Джудит Финч привела с поля боя?

Тебе даже не нужно было отвечать на вопрос. Это не имело никакого значения. Все знали, кому принадлежит Фантом.

Старейшины долго совещались. В церкви стояла тишина, прерываемая лишь шарканьем ног по деревянному полу. Я видела как Уильям Солт, качаясь на каблуках, искоса смотрит на меня. Давай, скажи, что ты видел, как я вчера пыталась освободить Лукаса. Но он не стал. Наверное, не захотел признаться в том, что ему не удалось догнать девчонку.

Старейшины закончили обсуждения.

– Лукас Уайтинг, вам, как и всем, не было известно о том, что ваш отец жив. Обвинения в укрывательстве и пособничестве с вас сняты. Но вы обвиняетесь в связи с немой девицей Джудит Финч. Что вы можете сказать в свое оправдание?

Члены городского совета, сдвинув брови, уставились на горожан. Кто-то хихикнул.

Ты не знал, что ответить. Вряд ли тебе поверят после показаний Джиллиса.

Раздался стук молотка.

– Раз вы оба отказываетесь что-либо говорить в свое оправдание, стало быть, ваша вина доказана, и вы оба должны понести наказание. За блуд вы на три часа приговариваетесь к стоянию у позорного столба, потом вас отведут в тюрьму. Утром Лукас Уайтинг будет освобожден. Вина же Джудит Финч за укрывательство Эзры Уайтинга, за сокрытие местонахождения арсенала, за предательство и грабеж считается доказанной. Она также обвиняется в прелюбодеянии. Приговор ей будет вынесен завтра.

Горожане встали и начали аплодировать.

Руки Горация Брона, более тяжелые, чем оковы, схватили меня за запястья. Похоже, в этот момент ему хотелось, чтобы эту обязанность за него выполнил кто-то другой.

Он повел меня по проходу. Все стояли. Школьники плевались в меня и оскорбляли. Родители их не останавливали. Мама, когда я проходила мимо, вообще отвернулась. Миссис Робинсон кидала исполненные ненависти взгляды. Авия Пратт, не отрываясь, смотрел на меня с торжествующей улыбкой. Я повернулась, чтобы увидеть тебя в последний раз, но толпа уже скрыла тебя от моих глаз.

II

Гораций Брон тяжелой рукой подтолкнул меня к позорному столбу. Он положил мои руки в специальные выемки в доске, шею – в выемку побольше и опустил верхнюю перекладину. Я стояла на постаменте с неудобно согнутой спиной.

Хорошо хоть день сегодня был не по-ноябрьски теплым, и припекало солнце.

Когда я поднимала голову, мне был виден лес, церковь, школа, улицы и дома, вечнозеленые ели, обрамлявшие городок и желто-коричневый ковер из опавших листьев. А еще пару сотен оживленно что-то обсуждающих горожан с детьми.

Не что-то, а меня.

Я уронила голову. Теперь мне были видны лишь серые доски постамента. Доски пережимают мне горло и мешают дышать, когда я поднимаю голову, этому противится моя спина.

Гораций Брон возвращается в церковь и через несколько минут как жеребенка на привязи выводит тебя. Ты небрит, твое лицо измучено и разбито. Посмотри мне в глаза, Лукас, не обращай внимания на путы.