Вся правда, вся ложь

Я отправилась в кухню, заявив, что хочу помочь отцу. Папа успел уютно устроиться в кресле, включив телевизор, я взглянула на экран: бестолково снующие мужики охотились за мячиком. Половина футболистов была в бело-голубых футболках. В память о годах учебы в Санкт-Петербурге, тогда еще Ленинграде, папа болел за «Зенит». Чайник со щелчком отключился, а папа вздохнул, сообразив, что посмотреть футбол сегодня вряд ли удастся.

— Наши выигрывают? — спросила я.

— Еще только первый тайм заканчивается, — отозвался папа и стал заваривать чай.

— По-моему, Агатка от жениха не в восторге, — сказала я.

— Я тоже. Это мамина идея. Пусть не обращает внимания.

— Ага. — Я присела на подлокотник кресла, наблюдая за отцом, и наконец решилась: — Мы были немного знакомы с убитой девушкой, Ириной Одинцовой.

— Я не обсуждаю дома свою работу, — ответил папа.

— Может, мне к тебе на прием записаться? — спросила я без намека на иронию.

Папа отшвырнул в сторону полотенце, которым собирался прикрыть заварочный чайник, и повернулся ко мне.

— Не смей лезть не в свое дело, — тихо произнес он, но вышло все равно грозно. Это он с мамой кроткий агнец, а вообще мужик суровый, под горячую руку ему лучше не попадаться. — Мало мне расследования, которое вы затеяли в прошлый раз? Если память отшибло, так я напомню: ты едва сестры не лишилась.

— Да никуда я не лезу, — заныла я, испугавшись родительского гнева. — Просто хотела узнать… Что тут особенного?..

— Не сметь, — повторил папа и даже погрозил пальцем. — Твоя сестра адвокат, а ты ее помощник, вот и занимайтесь своим делом.

Я бы могла возразить, что адвокатам иногда приходится проводить собственное расследование, и у Агатки это получается очень неплохо, но по здравом размышлении сочла за благо заткнуться. Собрала на поднос чашки и варенье в вазочках, папа взял чайник, сунув под мышку коробку конфет, и, сочувственно взглянув друг на друга, мы побрели в гостиную. Нас встретило веселое ржание толстухи и мышастого, мама вежливо подхихикивала, Агатка сидел с таким видом, точно обнаружила в тарелке таракана.

Чаепитие завершилось примерно через час. Гости, вспомнив, что завтра рабочий день, поднялись из-за стола. Мама провожала их до входной двери, папа тут же кинулся к телевизору узнать, с каким счетом окончился матч.

Мы с Агаткой собирали посуду, когда вошла мама и сказала:

— Если ты и впредь будешь сидеть с таким постным видом, останешься старой девой.

— Августа! — подал голос папа.

— Что — Августа? У людей дети как дети… А твои? Что одна, что вторая…

— Ко мне-то какие претензии? — возмутилась я. — Я замуж четыре раза ходила…

— И что? Какой от этого толк? До тридцати лет женщине надо родить, иначе могут возникнуть проблемы…

— У кого? — некстати очнулась Агатка от глубоких раздумий.

— У тебя, дурища! — рявкнула мама. — Согласна, жених ни к черту, пугало огородное и то краше, к тому же дурак да еще наглец… Но куда деваться твоей бедной матери? Ты-то никого не приведешь, хоть бы раз родителей порадовала.

— Мамуль, да без проблем, — влезла я, решив прийти на помощь сестрице, которой и так сегодня досталось. — Завтра подгоним целый взвод…

— Уж ты-то подгонишь, в этом я не сомневаюсь… вся городская шпана у тебя в друзьях. Могла бы и об отце подумать.

— Августа! — вновь воззвал папа и вновь безуспешно. И тут Агатка выдала:

— Меня не интересуют мужчины.

Маму шатнуло, ее левая рука легла на сердце, папа выронил пульт, меня и то пробило, я взглянула на сестру с немым вопросом в очах.

— А кто тебя интересует? — пискнула мама.

— Карьера. Мужчины и дети подождут. По крайней мере, до тридцати пяти лет. Я так решила. И больше никаких смотрин.

Мама вздохнула, но скорее с облегчением, успев убедить себя, что все могло быть хуже.

— В самом деле, Августа, — сказал папа. — Не хочу тебя критиковать, но, по-моему, ты перегибаешь палку…

— Будь у меня палка, надавала бы вам всем по башке. — Мама отправилась в свою комнату, громко хлопнув дверью, а мы с сестрицей засобирались восвояси.

— Это было жестко, — заметила я, спускаясь по лестнице. Агатка ничего не ответила, и только когда мы оказались в машине и выехали со двора, спросила:

— Скажи-ка, сестрица, что, мои дела и впрямь так плохи?

— Ты мышастого имеешь в виду?

— Почему «мышастого»? — хмыкнула Агатка.

— Похож на мыша-перекормыша.

— Прикинь, этот тип мне визитку сунул с номером мобильного на обороте и особо подчеркнул, что это его личный номер. Всерьез верил, что я ухвачусь за такое сокровище?

— Да не парься ты. Мамуля и то сказала, что он редкостный нахал. Мама людей видит насквозь. И не злись. Понять ее можно. Она мечтает о внуках.

— Вот и осчастливь родителей, принесешь хоть какую-то пользу человечеству.

— Ты старшенькая, тебе и начинать.

— Нет, мне все-таки интересно, я в самом деле произвожу впечатление засидевшейся в девках страдалицы?..

— Говорю, не парься. Ты умница-красавица, и…

— И поэтому он сбежал, — фыркнула Агатка, имея и виду Берсеньева.

— Не поэтому…

— А почему?

— Потому что дурак…

— Ага. Ладно, будем считать, что приятно провели вечер.