Вся синева неба

Она садится рядом с Эмилем на банкетку у стола. Оба не сводят глаз с фразы на белой двери. Какое-то подобие жизни возникло в их тесном доме. Новый штришок, личный и забавный. Как искорка задушевности.

— Думаю, мне бы очень хотелось иметь такого отца, как у тебя, — говорит Эмиль, по-прежнему глядя на цитату.

Она спрашивает с серьезным видом:

— А твой не любит цитат?

— Вряд ли… Мой отец — славный малый. Но… Я понимаю, что совсем его не знал.

Жоанна реагирует на его слова, нахмурив брови.

— Он проводил много времени на работе. А с нами, дома, часто бывал вымотан. Он старался уделять нам внимание, но… Думаю, у него было слишком много забот. Он чаще бывал погружен в свои думы, чем в нашу реальную жизнь. Работа, ипотека, проблемы со старшей дочерью… Я… Я даже не знаю, что он любил. Теперь я это понимаю. Не знаю, какую музыку он предпочитал слушать, о чем мечтал…

Он трясет головой.

— Бред, да?

До встречи с Жоанной он и не понимал, что прошел мимо собственного отца. Это была несостоявшаяся встреча. Пример человека, съеденного бытом. Человека, который не умел жить в настоящем и всю жизнь беспокоился о будущем. Эмиль думает, что и сам мог бы кончить как отец, поглощенный будничной рутиной, будь у него шанс дожить до старости. В юности он был живчиком. Был живым. Потом, с уходом Лоры, стал злым и апатичным. Он наверняка кончил бы как отец, только скорее в прошлом… предаваясь сожалениям, забывал бы жить в настоящем. Но случились болезнь, путешествие, встреча с Жоанной.

— Жаль, — тихо говорит Жоанна.

Эмиль склоняет голову, не сводя глаз с написанной на двери цитаты.

— Мне очень симпатичен этот личный штришок.

— Ммм, — мычит Жоанна. — Мне тоже.

— Надо нам и дальше украшать кемпинг-кар. Ты могла бы повесить здесь какие-нибудь из твоих картин.

Идея ей явно нравится, легкая улыбка появляется на лице.

— Да.

— Давай повесим ту, с мутантами.

— Какие мутанты?

Она хмурит брови, пытаясь понять, какую картину он имеет в виду.

— Гибриды, жирафы-аисты.

Ее глаза расширяются.

— Ты же ее не видел? — ахает она.

Его одолевает неудержимый смех, и ужас, написанный на ее лице, смешит его еще сильнее.

— Видел.

— Но…

Он смеется и не может остановиться.

— Я ее спрятала!

— Не так хорошо, я бы сказал…

— Эмиль!

Ее разрывает: она не знает, то ли ей вспылить, то ли сгореть со стыда.

— Не переживай, Жоанна, — всхлипывает Эмиль, — это самая милая картина, какую я когда-либо видел.

На этот раз она заливается самой симпатичной краской, какую Эмиль когда-либо видел, и, поспешно встав, поворачивается к нему спиной.

— Я согрею чайник, — говорит она.

Он смотрит вслед ее маленькой черной фигурке и внезапно понимает, что у него только одно желание: нагнать ее, крепко обнять и поцеловать в волосы. И это настолько немыслимо, что он тоже в свою очередь краснеет.

— Я… Я сейчас напишу эту цитату в туалете, — поспешно заявляет он. — Ты мне ее повторишь?

— Сядь.

— Что? Прямо здесь?

— Да, здесь.

— Я могу подложить под зад куртку? Земля очень жесткая.

— Да. Цель — чтобы тебе было комфортно.

Они на маленьком клочке земли и травы напротив озера Баж-Сижан на краю деревни Баж. Погода со вчерашнего дня переменчивая, то дождь, то прояснения, и они воспользовались затишьем, чтобы начать первый сеанс созерцательной медитации Эмиля снаружи. Ветер прохладный, и облака грозят дождем.

— Все, я готов.

Он сел по-турецки, выпрямив спину. Жоанна усаживается рядом и ставит на землю корзинку, в которой свернулся Пок.

— Ну, профессор, какое будет упражнение?

Жоанна сохраняет абсолютно серьезный вид.

— Сначала я хочу, чтобы ты сосредоточился на дыхании, чтобы осознал его. Его ритм, вызываемые им ощущения. Как воздух входит в нос, проникает в горло, в легкие, в живот… Как расслабляется диафрагма… Как тебе от этого спокойно…

— Нельзя было сделать это внутри?

— Нет, потому что я хочу, чтобы после этого ты сосредоточился на ветре.

— На ветре?

— Да, на ветре. Ощущение прохлады, его прикосновение к твоей коже, запах моря, соленый вкус, шелест…

— Обширная программа.

— Тебе надо лучше сосредоточиться.

— Да, шеф.

Жоанна не принимает его игру. Она серьезна как никогда.

— Твоей целью должно быть молчание. И постарайся не давать мыслям тебя отвлекать. В идеале опустоши голову, но, если какая-нибудь мысль ненароком забредет, просто пропусти ее. Не зацикливайся. Не пытайся ее истолковать. Хорошо?

— Жоанна… Кажется, собирается дождь.

Не обращая на него никакого внимания, она закрывает глаза. Ему ничего не остается, как последовать ее примеру.

— Жоанна…

Он приоткрывает один глаз. Уже минут десять как они погружены в медитацию, и он начинает чувствовать холодные капельки на коже.

— Жоанна, — повторяет он.

Ее лицо остается невозмутимым. Глаза закрыты.

— Кажется, дождь пошел.

Пок выбрался из корзины и нарезает круги вокруг них, видно, ищет добычу. Дождь его, похоже, не смущает.

— Ты меня слышишь? — настаивает Эмиль, потому что она и бровью не повела.

Она шепчет неподвижными губами:

— Отлично. Сосредоточься на ощущении воды на твоей коже.

Он спрашивает себя, не смеется ли она над ним, но скрепя сердце повинуется.

— Жоанна, дождь разошелся всерьез.