Вся синева неба

Часовня уже видна в нескольких метрах впереди. Отец Жоанны возглавляет шествие. У него странная походка — кажется, будто он не знает, куда идет, отдавшись на волю случая. Жоанна и Леон идут позади. Они вышли из бухты Сен-Сюльяк и пошли дорогой, которая ведет через пляж. На его скалах можно увидеть окаменевшие потеки лавы. Отец Жоанны остановился, чтобы показать им это. Леон никогда не обращал на них внимания. Потом они поднялись по тропе, которая ведет на самый верх утеса, возвышающегося над Сен-Сюльяком. Там, наверху, и кроется часовня.

Они останавливаются перед каменным монументом. Вид великолепен. Часовня из старых гранитных и кварцевых глыб окружает белоснежную Богородицу. Ползучие растения оплетают старые камни вокруг цоколя. За часовней открываются море и бухта Сен-Сюльяк, притулившаяся в лощине деревушка.

— Сюда надо приходить вечером, — говорит отец Жоанны, положив руку на камни.

Леон таращит удивленные глаза.

— Вот как? Почему?

— Потому что, когда солнце стоит низко, деревня окрашивается в теплые цвета.

Леон восторгается всем, что рассказывает и показывает отец Жоанны.

— Расскажи ему историю часовни, — просит Жоанна. — Вряд ли он ее знает.

Она могла бы сделать это сама, но ей больше нравится, когда рассказывает отец. Он способен заворожить своим дивным низким голосом. И он рассказывает Леону историю часовни, историю моряков, которые каждый год уходили на большую путину, на восемь или девять месяцев, и дали обет: если они все вернутся живыми и невредимыми, то построят часовню в честь Богородицы в том месте, где их жены ждали прихода кораблей.

— Они вернулись и сдержали обещание! Несколько лет ослы и люди таскали сюда каменные глыбы.

Леон погрустнел, прощаясь вечером. Они спустились на пляж и бросают камешки в море.

— Ну, до завтра, — говорит Леон Жоанне. — До свидания, месье, — добавляет он, обращаясь к ее отцу.

На обратном пути отец спрашивает ее:

— Тебе нравится этот парень?

Она качает головой.

— Нет. Я его мало знаю.

Потом все-таки добавляет:

— Он пригласил меня на пикник в следующее воскресенье.

Отец молчит некоторое время, потом роняет:

— Ты становишься взрослой.

Она пожимает плечами. Она в этом не уверена. Оттого что ее пригласил парень, она не превратится в одночасье во взрослую. Был же у нее парень прошлым летом. Ей не кажется, что та идиллия очень ее изменила. Они были знакомы, правда, недолго, но все-таки…

— Однажды ты влюбишься.

— Не знаю.

— Лучше мне подарить тебе эту цитату сейчас же.

Она поднимает на него восторженный взгляд. Ей всегда нравилось, что он считает слова подарками и дарит их ей.

— Какую цитату?

Он останавливается в каменном переулке. Они на одной из типичных улочек Сен-Сюльяка, где цветы растут между гранитными камнями домов. Деревня полностью сохранна, это особенно нравится Жоанне. В ней есть старые солеварни, приливные мельницы и даже древний менгир, который называют Зубом Гаргантюа.

— Ты готова слушать?

Она кивает. У отца травинки запутались в усах и даже в бровях. Она не знает, как они у него всегда попадают в такие невероятные места.

— Она о материнстве.

— Папа!

— Что?

— Я не готова родить ребенка!

— Но однажды ты будешь готова.

Она дуется. Чувствует себя маленькой девочкой.

— Цитата гласит: Прежде чем дать жизнь, надо полюбить ее и заставить ее полюбить тебя.

У него такой серьезный вид. У него всегда такой серьезный вид, даже когда травинки в бровях.

— Я постарался сделать это с тобой.

Она кивает.

— Я знаю.

— Запомни это хорошенько, ладно?

— Ладно.

— И если ты полюбишь однажды этого Леона, постарайся заставить его полюбить жизнь так же, как я заставил тебя ее полюбить.

Они идут дальше по переулку.

— Он, кажется, любопытный малый, это хорошо… Но с виду еще ничему не научился.

— Он же учитель!

— Настоящее знание не измеряется дипломами, Жоанна. Ни даже количеством проглоченных книг. Покажи ему звезды, растения, что рождаются и умирают, красоту заката солнца. Дай ему вдохнуть запах сирени и послушать шум моря.

— Папа! Он все это уже знает!

Хмурое лицо с резкими чертами поворачивается к ней.

— Ты в этом уверена?

И она вдруг сомневается.

— Ты думаешь, родители научили его этому?

Она не может подавить брезгливое содрогание, вспомнив семейку Андре, и качает головой.

— Нет. Наверно, нет.

Ее отец улыбается немного грустно.

— Я тоже слышал, как они шепчутся, Жоанна. Но не надо на него сердиться за то, что он сын своих родителей. В сущности, он бедный мальчик. Он вырос в нищете.

Она возмущается:

— Его родители держат табачную лавку!

— Жоанна, моя ли ты дочь? Порой я в этом сомневаюсь.

Она не может удержаться от улыбки.

— Молва говорит, что да.

— Я говорил о другой нищете.

— А.

— Тебе тоже еще многому надо учиться.

— А тебе? — невольно парирует она, задетая за живое.

— Мне тоже, Жоанна, мне тоже. Всегда надо учиться.

В следующее воскресенье Леон и Жоанна впервые поцеловались на пляже, полюбовавшись одним из самых красивых закатов солнца над Сен-Сюльяком.