Читаем Вся синева неба полностью

Кемпинг-кар снова в пути. Жоанна больна уже два дня. Жар не спадает. Эмиль сходил в аптеку и дал ей лекарства. Он варит ей бульоны, больше она ничего не может есть.

— Где мы?

Сегодня утром ей получше, и она осторожно спустилась вниз.

— Мы доехали почти до Ааса, в Атлантических Пиренеях.

Он сидит на банкетке за чашкой дымящегося кофе.

— Тебе лучше? Вот, садись.

Он дает ей место и пододвигает исписанный листок бумаги.

— Что это?

— Я говорил по телефону с Миртиль.

Глаза Жоанны округляются.

— О!

— Я не знал, что делать, как сбить твою температуру. Я… Я спросил у нее советов.

— Почему ты не передал телефон мне? Я бы хотела с ней поговорить.

— Ты спала как младенец.

Жоанна глотает свое разочарование.

— Ну и какие советы она тебе дала?

— Мчаться прямиком к ней, чтобы она тебя вылечила хорошенько.

Он знал, что это вызовет у нее улыбку.

— Я сказал, что справлюсь с помощью аптекарши.

— А что это за листок?

— Она сказала, что, раз мы не хотим возвращаться к ней до Рождества, она должна хотя бы быть уверена, что я до тех пор буду держать тебя в тепле.

Жоанна хмурит брови, не понимая.

— Она дала мне адрес. Этот человек — пастух.

Жоанна читает имя и фамилию наверху листка. Ипполит Бернар.

— Он планирует отреставрировать старую каменную усадьбу в долине Ааса. Он принимает волонтеров со всей Франции и даже со всей Европы, на протяжении всего года. Люди приезжают на пару дней, на неделю, на месяц, и за несколько часов работы он предоставляет стол и кров.

— О!

Идея ей, кажется, нравится.

— Хочешь перезвонить Миртиль? — предлагает Эмиль, протягивая ей телефон.

Но Жоанна очень бледна. Она колеблется. Она явно еще не готова к разговору с кем бы то ни было.

— Я не знаю…

— Нет, забудь. Это не горит. Сначала я приготовлю тебе поесть, ладно? Ты три дня не ела ничего существенного.

Он идет к кухонному столу и хлопочет, готовя ей фруктовый салат.

— Мы будем в Аасе к вечеру. На дороге снег, так что лучше…

Он не заканчивает фразу. Жоанна встала и рывком отодвинула занавеску на маленьком окошке над банкеткой. Ее ошеломленные глаза видят снег. Она похожа на ребенка:

— Снег идет…

— Да, снег идет.

— Давно?

— С тех пор как мы вернулись в Пиренеи.

Он смотрит на нее, прилипшую носом к стеклу. Спрашивает себя, о чем она думает, любил ли снег ее маленький Том, его ли она видит в белых просторах, сидящего на корточках и лепящего снеговика.


Убегают назад заснеженные поля и горы. Время от времени деревья с голыми ветвями врываются в их поле зрения. Эмиль впереди, за рулем. Жоанна так и стоит на коленях на банкетке, прижавшись носом к стеклу. Она закуталась в плед, грязные волосы прилипли ко лбу, губы потрескались от холода. Она еще не выразила желания даже умыться, но по крайней мере съела фруктовый салат.

Связка ключей позвякивает в мощеном дворике начальной школы Сен-Сюльяка. Жоанна и Леон сидят за столиком посреди огорода Жоанниного отца. Она принесла два стакана лимонада, и они греются в последних лучах октябрьского солнца. Возвращается отец Жоанны с большой связкой ключей. Он ходил за покупками в деревню и, по своему обыкновению, пропадал почти два часа.

— Все хорошо, детки?

Жоанна спокойно кивает. Леон торопливо здоровается:

— Добрый день, месье.

Отец Жоанны снимает широкополую соломенную шляпу и кладет ее на стол.

— Что ты принес? — спрашивает она, косясь на его корзинку.

— Артишоки, немного свеклы, баклажан и инжир.

Жоанна уже роется в корзинке. Отец опускается на стул рядом с ними.

— В огороде созрел первый осенний урожай, — сообщает он.

— А? — откликается Жоанна, подняв голову.

— Спагетти.

Оба слышат смех Леона и оборачиваются, удивленные. Леон мнется, бормочет:

— Я думал… Это не…

Басистый сердитый голос отца Жоанны перебивает его:

— Нет. Никакие макароны не растут в моем саду… Я еще не нашел способа их выращивать… А жаль.

Жоанна смеется, а бедняга Леон заливается багровой краской.

— Это тыква, — добавляет отец. — Разновидность тыквы.

Он резко встает, отчего Леон вздрагивает.

— Идем, покажу тебе.

Вскоре все трое сидят на корточках вокруг первой в сезоне тыквы.

— Похоже на желтый арбуз… или продолговатую дыню, — замечает Леон.

Жоанна кивает.

— Когда я была маленькой, называла это мама лимон.

Это воспоминание вызывает улыбку у ее отца.

— И ты даже не могла донести ее до дома… В тебе было едва ли метр десять.

Выпрямившись, он вытирает испачканные землей руки о свои бежевые штаны.

— Если ты останешься на ужин, Леон, можешь научиться готовить тыкву спагетти.

Леон не может скрыть удивление и радость. Глуповато улыбаясь, он спрашивает:

— Правда?

Отец кивает.

— Жоанна сможет тебя научить. У нее получаются изумительные гратены.

Жоанна кивком подтверждает.

— А папа сделает нам компот из инжира. Он кладет туда орехи. Вот увидишь, это очень вкусно.

Леон на седьмом небе. Он продолжает улыбаться, повторяя:

— Что ж, я… Да… Я с удовольствием… Я… Спасибо за приглашение… я очень люблю инжир.

Отец Жоанны перебивает его своим сердитым басом:

— Телефон в прихожей, если хочешь предупредить родителей. А потом — на кухню, детки!


Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза