Читаем Вся синева неба полностью

Волонтеры — их четверо в этом снежном ноябре — живут в маленькой пристройке к усадьбе, в которой четыре двухместных спальни, тесные и с рудиментарными удобствами, но очень теплые благодаря каминам, и общая кухня, которая полнится голосами и смехом вечерами за ужином. Ванная комната в конце коридора состоит всего лишь из душевой кабины и умывальника. Никто не жалуется. Обстановка дружелюбная. Ипполит готовит сытные и полные местных вкусов блюда. Эмиль уже познакомился с молодым немцем по имени Ванс, приехавшим сюда совершенствовать свой французский, и со вторым волонтером, Альбеном, разведенным отцом семейства, желающим отгородиться на некоторое время от мира.

Жоанна несколько раз слышала их разговоры на кухне. Так она запомнила их имена и почему они здесь. Сама она ни разу не покидала спальню с тех пор, как они приехали сюда. Эмиль приносит ей еду утром, днем и вечером. Несколько раз в день заходит справиться о ее здоровье. У нее еще держится высокая температура, особенно по ночам, и целыми днями она стучит зубами. На днях они говорили о ней за ужином. Немец спросил со своим густым акцентом:

— Твой подруга никогда не выходит из своей комнаты?

И Эмиль объяснил, что она больна, что он ее лечит и скоро поставит на ноги. Целыми днями она кутается в шаль и смотрит в окно на заснеженные пастбища. Красивое зрелище. Не будь она так слаба, пошла бы прогуляться по снегу.

Она слышит голоса, хлопанье дверей, по этим признакам определяет, который час, и знает, что жизнь снаружи продолжается…


Сегодня утром она достала чистый холст и палитру. Засунув кисточку за ухо, уселась на подоконник в их маленькой комнатушке. Она сосредоточена на пейзаже. Она хочет написать луга, занесенные снегом, овечек, маленькую деревянную ограду, окружающую усадьбу. Хочет написать Пока, который время от времени пробегает по пастбищу, оставляя в снегу маленькие следы.

— О! Ты рисуешь! — восклицает Эмиль, входя в комнату с подносом в руках в час обеда.

Он явно счастлив это видеть. Он улыбается. Ставит обед на кровать и присаживается к ней на подоконник.

— Что ты рисуешь?

Он внимательно рассматривает ее картину.

— Она еще не закончена.

— Тогда я зайду посмотрю попозже.

Жоанна кивает. Она знает, что у него мало времени на обед, что сейчас он должен приготовить еду себе, перекусить в обществе двух других волонтеров и вернуться на стройку. Они работают по максимуму в часы, когда температура выше нуля, и прекращают в пять-шесть часов. Вообще-то у них нет четкого расписания, просто так получается.

— Я побежал. Выпей обязательно отвар ромашки… от жара.

Он встает, отодвигает прилипшие к ее влажному лбу пряди волос и запечатлевает на нем поцелуй. Он делает это естественно, не думая. Она смотрит ему вслед, когда он пересекает комнату и закрывает за собой дверь.

— До скорого.

Но он ее не слышит, его уже нет.

Леон стоит посреди фундамента веранды в рабочей спецовке, дырявой и перепачканной цементом. Он гордо озирается. Жоанна видит, как заблестели его глаза с тех пор, как он поселился у них. Он напевает по утрам в ванной, все время улыбается и постоянно целует ее, даже при отце.

— Здесь так хорошо. Я так рад, что я здесь, — без конца повторяет он, щуря глаза, словно чтобы убедиться в реальности того, что видит.

Наступает весна. Они начали работы по расширению комнаты Жоанны довольно поздно. Зима была суровой, а потом у отца Жоанны случился сердечный приступ. Врач сказал, что ему нужен покой, и Жоанна предпочла заботиться о нем и следить, чтобы он отдыхал, а не начинать работы. Леон переехал в конце декабря, под Новый год. Жоанна знает, что родители очень на него сердиты. Они с ним больше не видятся. Они не смогли смириться с тем, что считают предательством.

Жоанна однажды встретила мадам Андре в центре деревни, когда вышла купить яиц, и та бросила на нее ледяной взгляд, не ответив на приветствие.

— Смотри! — кричит Леон, по-прежнему стоя посреди фундамента. — Смотри, что мы сделали!

Он, кажется, не верит своим глазам.

— Только вдвоем, без чьей-либо помощи!

Она улыбается и подходит к нему в центре будущей веранды. На ней джинсовый комбинезон, тоже весь в пятнах, волосы сколоты на макушке отверткой, которую она нашла в ящике с инструментами. Леон обнимает ее и начинает целовать за ухом. Она, смеясь, уворачивается и пытается вырваться.

— Кто тебя научил все это делать? — спрашивает Леон, продолжая ее целовать.

— Мой отец.

Он резко отстраняется и мерит ее взглядом сверху вниз.

— Что? — смущенно спрашивает она.

— Есть хоть что-нибудь, чего ты не умеешь?

Задумавшись, она поджимает губы.

— Я ничего не понимаю в водопроводах, уж не говоря об электричестве.

Это смешит Леона.

— Ладно… Думаю, как-нибудь справимся.

— Папа разбирается в водопроводных работах.

— Но Жозефу запрещено малейшее физическое усилие. Ты не забыла?

Ей странно слышать, как Леон называет ее отца по имени. Для нее он всегда был только «папа». А в школе все зовут его «месье Тронье».

— Ладно, — говорит она, разглаживая комбинезон. — Уберем здесь все и пойдем ужинать?

— Хорошо.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза