Вся синева неба

У нее потеки клубничного мороженого в уголках губ.

— Много их у меня? Снимать придется?

Она утирает рот салфеткой.

— Рана на локте не очень серьезная, они говорили. Три-четыре стежка. На голове хуже.

Он с тревогой смотрит на нее.

— Ты сможешь это сделать?

Она пожимает плечами, потом кивает.

— Думаю, да.

Он спрашивает уже более легким тоном:

— У тебя наверняка есть какие-то снадобья на основе растений?

И это работает, она слабо улыбается.

— Да. И потом… я уже снимала немало швов.

Он не решается спросить почему.

Они идут дальше с тяжестью в животах, но на душе легче. Жоанна надевает на него бейсболку, чтобы защитить голову и скрыть повязку. Эмиль снимает больничную рубашку в нескольких метрах от ресторана и бросает ее в мусорный бак. После этого достает свой путеводитель по Пиренеям.

— Ты знаешь, куда мы идем? — спрашивает Жоанна.

— Да. Все правильно.

Им надо пройти двадцать километров, но день уже клонится к вечеру, и, учитывая состояние Эмиля, они решают остановиться на ночь в деревушке под названием Бодеан. В путеводителе сказано, что она насчитывает 392 жителя и находится на высоте меньше шестисот метров. Идеально, чтобы немного отдохнуть.

Дорога приятная, под уклон и в тени. Они минуют много деревушек и поселений, наполняют фляги. Но когда, едва ли пару часов спустя, они входят в Бодеан, Эмиль совсем без сил.

Бодеан — крошечная деревушка в лощине, окруженная зеленью. Большинство домиков из камня. На возвышенности стоит маленькая церковь. Готическая, странного вида, они таких никогда не встречали. Серая колокольня окружена четырьмя колоколенками поменьше и увенчана высоким шпилем. Церковка больше похожа на маленький замок из сказки.

Они пересекли деревню и немного поплутали в зелени в поисках тихого места, чтобы разбить лагерь в тени деревьев. Палатка поставлена быстро, и Жоанна решает пройтись и поискать целебные растения для ран Эмиля.

Прислонившись к дереву, он открывает свой черный блокнот.

17 июля, 18:00

Люс-Сен-Совёр, пешеходная тропа, у подножия замка Сент-Мари

Небо обложило, когда мы покидали озеро Глер. А ведь восход солнца был великолепен…

Эмиль по-прежнему ничего не помнит о трех последних днях. Он думал, что память вернется, когда он придет в себя, когда панический страх пробуждения окончательно рассеется вместе с действием успокоительных… Но нет. Ничего. Все та же черная дыра. Они были на берегу озера, собирались сложить вещи и уйти. Потом — ничего.

18 июля, 21:00

Жедр, импровизированный лагерь на берегу ручья

Эта деревня великолепна.

Ночь мы тряслись в сырых спальниках, и здорово было снова отправиться в путь.

Почему его воспоминания застопорились в то утро, на берегу озера? Что произошло потом?

Обожаю церковь Жедра, фонтан на деревенской площади со скульптурой женщины, гладящей волка, обожаю ручей, пересекающий деревню, и больше всего обожаю маленькие мельницы из старых камней.

Сколько Эмиль ни перечитывает строки, которые сам написал, ничего не вспоминается. Он боится, что это будет повторяться все чаще. Что станет хуже. Надо во что бы то ни стало продолжать дневник. Надо во что бы то ни стало писать письма родителям, Маржо, Рено, пока он не забыл их совсем.

Он не сразу понимает, что ему хочется плакать. Плакать — это так непривычно для него… Это, наверное, от усталости. Оттого, что он стоит у этого дерева, с этим чертовым блокнотом в руке и с черной дырой, которая никак не просветляется. В этом ирония ситуации. Потому что месяцами и месяцами он возносил безмолвные молитвы Богу, ангелам, темным силам, кому угодно. Он молился: Если бы я мог все забыть. Если бы я мог забыть, кто я… Лора ушла, и ему казалось, что его жизнь кончена. Он не видел иного способа продолжать жить: забыть ее, забыть, что он ее любил. И он твердил эти молитвы. Если бы я мог все забыть… Сегодня он хотел бы заплакать, как ребенок, один, прислонившись к дереву. Он больше не хочет забывать. Но слишком поздно.

11

Эмиль просыпается от прикосновения маленьких рук, которые ложатся на его лоб. Он сначала думает, что это сон, потому что, когда открывает глаза, видит только зелень и красивый золотистый свет. На самом деле это всего лишь трава и листья. Всего лишь солнечные лучи пляшут в ветвях. Он, наверно, задремал. Дневник лежит рядом с ним. Руки принадлежат Жоанне. Она прикладывает к голове что-то прохладное и влажное.

— Жоанна?

Она, наверно, передвинулась, потому что теперь он видит над собой ее лицо.

— Не дергайся. Я ставлю тебе компресс.