Знаю, питбули бывают агрессивны, но Кир б'oльшую часть времени ведет себя как щенок.
Пока я кормлю Кира и подливаю ему воды в миску, папа собирает в своем садике пучки листовой капусты и подрезает розы, бутоны у которых размером с мою ладонь. Папа проводит в саду каждый вечер – сажает, обрабатывает почву и разговаривает. Он утверждает, что хорошему саду необходим хороший разговор.
Через полчаса мы едем в его пикапе. Окна закрыты. По радио Марвин Гэй спрашивает, что же все-таки происходит[18]
. Снаружи по-прежнему темно, хотя из-за облаков по чуть-чуть выглядывает солнце. Вокруг почти никого. В такую рань хорошо слышно, как на автостраде рокочут фуры. Папа подпевает Марвину, но в ноты, хоть убей, не попадает. На нем майка «Лейкерс»[19], а под ней ничего нет, так что видны татуировки на руках. Мне улыбается одна из моих детских фотографий, навсегда запечатленная у него на предплечье с подписью: «То, ради чего стоит жить, то, ради чего стоит умереть». Татуировки с Сэвеном, Секани и такой же подписью набиты у него на другой руке – точно любовные послания в своей простейшей форме.– Хочешь поговорить о вчерашнем? – спрашивает папа.
– Не-а.
– Ладно. Но если захочешь – я рядом.
Еще одно любовное послание в простейшей форме.
Мы поворачиваем на Астровый бульвар, где просыпается Садовый Перевал. Какие-то женщины с цветочными платками на головах выходят из прачечной, неся под мышкой корзины с одеждой. Мистер Рубен снимает цепи с двери своего ресторана; припав к стене, его племянник (и повар) Тим потирает заспанные глаза. Мисс Иветт, зевая, заходит в свой салон красоты. Горит вывеска винной лавки – впрочем, она горит всегда.
Папа паркуется у входа в наш семейный магазин «У Картера». Он купил его, когда мне было девять, а бывший владелец, мистер Уайатт, покинул Садовый Перевал, дабы, по его же словам, целый день «сидеть на пляже и глазеть на красоток». Мистер Уайатт был единственным, кто согласился взять папу на работу, когда тот вышел из тюрьмы, а позже сказал, что одному только папе готов доверить магазин.
В сравнении с «Уолмартом» на востоке Садового Перевала магазинчик у нас крошечный. Дверь и окна защищают покрашенные белым железные решетки, из-за которых он походит на тюрьму.
Мистер Льюис из парикмахерской по соседству стоит у нас на крыльце со скрещенными над большим пузом руками. Щурясь, он переводит взгляд на папу.
– Начинается… – вздыхает папа.
Мы выходим из машины. Мистер Льюис – один из лучших парикмахеров в Садовом Перевале, и хай-топ-фейд[20]
Секани – тому подтверждение. Однако у самого мистера Льюиса на голове неряшливый афро. За животом ему не видно своих ног, и после смерти жены уже никто не говорит ему, что брюки у него слишком короткие, а носки – разные. Сегодня один носок у мистера Льюиса полосатый, а другой – в клеточку.– А прежде магазин открывался ровно в пять пятьдесят пять, – ворчит он. – Пять пятьдесят пять!
Сейчас пять минут седьмого.
Папа отпирает входную дверь.
– Знаю, мистер Льюис. Но я вам уже говорил: я распоряжаюсь магазином не так, как Уайатт.
– Оно и видно. Сначала ты убираешь его фотографии… Кто в своем уме станет заменять доктора Кинга[21]
черт-те кем?..– Хьюи Ньютон[22]
не черт-те кто.– Но с доктором Кингом и рядом не стоял!.. Потом нанимаешь к себе бандитов… Я слышал, вчера застрелили этого пацана Халиля. Торговал, наверное, всякой дрянью. – Мистер Льюис переводит взгляд с папиной майки на его татуировки. – Интересно, от кого он
Папа стискивает зубы.
– Старр, поставь для мистера Льюиса кофейник…
Он хромает мимо товарных рядов и берет себе медовую булочку, яблоко и батон свиной колбасы. Затем протягивает булочку мне.
– Подогрей-ка ее, милочка. Только смотри не пересуши.
Я оставляю булочку в микроволновке до тех пор, пока ее упаковка, вздувшись, не лопается, а потом возвращаю мистеру Льюису, и тот сразу принимается есть.
– Горячущая! – Он жует с открытым ртом, шумно дыша. – Перегрела-таки, милочка. Я сейчас себе весь рот обожгу, ей-богу!
Когда мистер Льюис наконец уходит, папа украдкой мне подмигивает.
Вскоре заглядывают постоянные покупатели, вроде миссис Джексон, которая принципиально берет овощи только у папы и ни у кого другого, или четырех красноглазых парней в приспущенных штанах, скупающих почти все чипсы в магазине.
Последним папа говорит, что еще слишком рано для накура, на что все четверо начинают слишком громко ржать. Не успев даже выйти из магазина, один из них уже лижет свой следующий косяк.