– Происходящие события быстро сужали круг подозреваемых, – продолжал босс. – После кровавого убийства на Чернышева, 11 я получил примерное представление об убийцах. О вас, господа. С большой долей вероятности я мог заключить, что Марина знала своих похитителей. Или псевдопохитителей. То, что происходило на даче Климовых в день рождения их дочери, вообще можно назвать фарсом чистой воды. Я довольно быстро догадался, что Павел Борисович просто-напросто имитировал свое исчезновение. По тому, как накладывались следы в том тоннеле, было ясно, что оба – и похититель, и похищенный – шли самостоятельно. Никто никого не волок. Подтверждением тому стал маленький окурок сигариллы «Hors Concours DU». У меня их в офисе целых два. Один найден в наркопритоне, где валялись трупы тех троих, а второй – где бы вы думали? – в эвакуационном ходе климовской дачи. Уж и не знаю, зачем вам потребовалось оставлять такие улики, как два окурка сигарилл…
– А сейчас будет и третий, – сказал Павел Борисович. – Хорошие сигариллы, между прочим, рекомендую. Ах да, – спохватился он, – я и забыл, что вам уже поздно что-либо рекомендовать. А что касается того, как окурок оказался в том тоннельчике, и не спрашивайте. Если мне хочется курить, то это как удушье. Тем более что мы хотели выждать время и послушать, как будут реагировать на эту очередную сценку из спектакля…
– Ах, да, это же была игра! – наконец-то окончательно обретя дар речи, зло сказала я. – Окурки же, понятное дело, бросают машинально.
– Конечно.
– В принципе, Родион, можешь не утруждать себя дальнейшим изложением, – сказал Павел Борисович. – Похвально, что ты раскрыл это дело, и… очень печально. А мой сын сам виноват. Он зажирел, обнаглел, подумал, что он всемогущ и что ему все дозволено. Он жаловался на жизнь и говорил, что ему плевать, кто там подыхает с голоду, ему скучно. Я тоже не благодетель рода человеческого, мне тоже по большому счету плевать. Но вот только сначала я думал, что Леша, зажравшись, не видит очевидного, не видит, как за его спиной Цветков с Мавродитисом шушукаются, что-то замышляют. Не видит, что сестра с катушек сорвалась. Не видит, что жена Ленка, Лешу уже убить готова. Ничего он не видел, кроме своих игр. У меня вообще было подозрение, что Леша педераст и сожительствует со своим Халом. Я поставил мини-камеру. И вот так однажды я и узнал, какая любимая забава у моего сына. Оказывается, он узнал, что цветковские шоферы-дальнобойщики возят героин, подмачивают репутацию фирмы и, стало быть, и «ММБ-Банка». И открыл сезон охоты. Сафари, как он сам называл. У богатых свои причуды. Нравилось ему отслеживать и заваливать этих дальнобойщиков, половину из которых он знал. Они с Халом через компьютер Цветкова отслеживали, кто, куда и как, ну а остальное – дело техники. Дико, правда? Цветков, кажется, стал обо всем догадываться. Только поздно уже. Я узнал, что Цветков и Кириллов с Мавродитисом затеяли убить Алексея. Мог бы пустить на самотек, и поделом было бы моему сынку! Грохнули бы его, и туда ему дорога. Но все-таки сын. – Павел Борисович покачал головой и снова глубоко затянулся своей сигариллой, а потом бросил окурок в костер. – Не мог я допустить, чтобы его убили. Вот… старый кореш, Ванька Осадчий, профессионал высшего класса, – он помог. Мы решили: хочешь развлечься, пощекотать нервы, поиграть в игру, опаснее которой нет, – получи, щенок! И попутно сделали то, что давно следовало сделать: выжгли каленым железом этот притон, где часто ночевала Марина. Я актер по образованию, вы знаете. Я переоделся, загримировался под молодого и пошел в этот диспансер, куда отправили двух уродов, которых накануне выкорчевали из дома Алексея. Я привез их в этот притон. Осадчий приехал туда вместе с Мариной. Наркоманы эти что-то квакали, у девки, которая держала тот притон, был передозняк, один нарк ударил Маринку, дескать, из-за нее их отправили в «диспансер», и я не стал терпеть. Вы все видели, когда туда приехали. Мы до конца выдерживали правила игры, даже из той бойни сделали постановочный эпизод. Мне, как бывшему актеру, хорошо это известно. В общем, нечего долго объяснять. Все те, кто пострадал, кто был убит, получили по заслугам. В том числе и ты, Алексей. Ты получил, что хотел. Игру, сработанную под жизнь. Как то, что покупал Берг. Только ты не заплатил ни рубля. Ты гораздо дороже заплатил, потому что думал, будто это все на самом деле. Тот чисто символический подарок, тот человечек, которого я тебе подарил, – это ты и есть. Да это и так понятно, что уж…
Я подняла глаза, посмотрела на призрачное в свете костра лицо Маминова-младшего. Вспомнились слова его отца, сказанные еще тогда, на юбилее: «…Жизнь и есть самая дорогая и жестокая игра, и никаких денег не хватит, чтобы ее оплатить, если расплачиваться по полной программе!»