Международное сообщество потрясло убийство в Далласе 22 ноября 1963 года президента США Джона Ф. Кеннеди, случившееся во время его поездки по стране. В средствах массовой информации сразу возникли различные инсинуации вплоть до якобы причастности «руки Москвы» к событиям в Далласе, так как обвиняемый Освальд до этого некоторое время находился в нашей стране, жил в Минске, работал на радиозаводе и был женат на гражданке СССР. Мы пережили эти моменты относительно спокойно, и на нашей оперативной работе данное трагическое событие практически не отразилось.
Происшествия в разведывательной деятельности, конечно, тоже сказывались на проводимых операциях. Под «происшествиями» я имею в виду печальные события, например, провал в США крупного советского разведчика полковника Абеля, арест нескольких сотрудников разведок стран Восточной Европы на Западе, объявление персонами нон грата ряда наших разведчиков, работавших в «легальных» резидентурах под прикрытием посольств и других организаций, а также радостные случаи, такие как знаменитый побег ценного советского агента Джорджа Блейка из английской тюрьмы, ставший сенсацией и принесший заслуженные лавры внешней разведке.
К сожалению, печальные события в то время преобладали. Средства массовой информации, смакуя детали проводившихся расследований и широко их комментируя, нагнетали атмосферу истерии. Пресловутое клише «рука Москвы» в сознании весьма широкой обывательской среды воспринималось уже не только как звонкая метафора, но принимало некие зримые, пугающие очертания. Кампания шпиономании нервировала западноевропейцев, давила на людей, тревожила и беспокоила.
Вот характерная картинка. В разгар пропагандистской шумихи в связи с арестом одного разведчика из восточноевропейской страны, придя на работу, я застала сослуживцев, живо обсуждавших это происшествие. Главный бухгалтер, высокий мужчина с мрачным одутловатым лицом, кивнув в мою сторону, хмуро бросил:
— Вот, хотя бы она… Откуда мы знаем, чем она занимается в свободное время?
Я задержалась, удивленно переводя взгляд с одного сослуживца на другого. Наконец, догадалась, о чем разговор, и мне как-то сразу стало не по себе. Но я старалась сохранить спокойствие.
Другой собеседник, у которого мать была иностранкой, с возмущением ответил:
— Что ты на нее киваешь? Чтобы заниматься шпионажем, не обязательно приезжать к нам из-за границы. Мы тоже не знаем, как ты проводишь свое свободное время.
— Вы совершенно правы, господин Левен, — спокойно заметила я и направилась к своему столу, стараясь подавить волнение.
Дальнейший ожесточенный спор мужчин (про меня, видимо, забыли) прекратился лишь с приходом начальника.
Но что примечательно (мы неоднократно в том убеждались): не всех в Западной Европе и не полностью убеждала работавшая на полные обороты пропагандистская машина, далеко не на всех действовала шпиономания. Приходилось слышать от простых граждан резкие высказывания по поводу трубадуров шумных кампаний: их называли «гангстерами от журналистики», «политическими мошенниками», «подпевалами американцев» и т. п.
Беспредельное культивирование шпиономании раздражало людей, получили распространение «шпионские» анекдоты, карикатуры и фельетоны в газетах и журналах, где преобладала самоирония. Даже когда пропагандистская тема являлась вроде бы «беспроигрышной», например, арест «шпиона» из-за «железного занавеса», она также не всегда достигала намеченных целей. Так, после суда над полковником Абелем нам в нескольких случаях приходилось слышать слова восхищения его выдержкой, мужеством, высоким интеллектом. Причем исходили эти слова отнюдь не от лиц, симпатизировавших нашей стране.
Припоминается, как во время одной бурной антикоммунистической кампании Центр отменил до особого распоряжения все встречи и тайниковые операции. Это указание поступило как раз накануне предполагавшейся передачи нам через тайник денег на оперативные расходы. Таким образом мы остались без финансовых средств. Надо было искать другой способ передачи валюты, что требовало тщательной проверки, согласования с Центром. На все это необходимо было время — и немалое. Шли дни, и мы сидели без денег. Центр, конечно, представлял наше сложное положение, но предпринять что-либо в данной ситуации просто не имел возможности.
Однако разведка есть разведка. Она должна идти своим чередом, непрерывно, не прекращаясь ни на минуту. Именно тогда, когда международная обстановка резко осложняется, разведчик должен быть особенно активен, целеустремлен и находчив. Понимая все это, мы по-прежнему продолжали вести оперативную работу, регулярно выплачивали из своего личного бюджета ежемесячное вознаграждение некоторым нашим помощникам, а также покрывали другие оперативные расходы. И только год спустя представилась возможность Центру организовать для нас передачу финансовых средств.