Вся жизнь перед глазами

Теплота быстро сменилась холодным отчуждением. Из участка пришлось уезжать на машине матери, потому что отец оставил свою на работе. Мать начала выпытывать почему, он тут же замолчал и сгорбился, вжавшись в угол пассажирского сиденья. Потом, слово за слово, они затеяли свару из-за Дианы, которая съежившись сидела между ними — униженная и раздавленная, мечтая, чтобы они наконец сменили тему разговора. Они осыпали друг друга оскорблениями, и каждый старался свалить вину на другого. Диана молча смотрела в окно, за которым медленно проплывал Бриар-Хилл.

Студенческий городок со старомодными кирпичными фасадами и домиками, обшитыми белым сайдингом, больше напоминал театральную декорацию, чем место, где живут люди.

Лужайка перед университетскими общежитиями пустовала. Солнце только всходило, окрашивая в розовый цвет тонкий слой укрывшего все вокруг снега. Внезапно Диану охватило отвращение ко всему — к лужайке, снегу, университету, где мать работала на философском факультете секретаршей (помощником администратора, как это гордо именовалось).

Она ненавидела чистеньких, самодовольных студентов — ни одного из них, конечно, не было на улице в такую рань, но ей казалось, она видит их призраки — одетые в пуховики фигуры, спешащие на очередную лекцию… Студенты… Ее отец зарабатывал на жизнь, продавая им магнитофоны и стереосистемы.

Она ненавидела и профессоров — мужчин с бородками и женщин в туфлях без каблуков, одетых в строгие юбки до колен.

Она возненавидела Бриар-Хилл.

Его ухоженность, его покой, его прилизанную благопристойность. Он был похож на пасторальную сценку, какие устраивают на Рождество в витринах магазинов. По кругу катается миниатюрный поезд, падает искусственный снег, а в крошечных глиняных домиках горят огоньки. Взять бы молоток да хрястнуть по всему этому как следует.

Она провела ночь в полицейском участке, потому что нарушила спокойствие Бриар-Хилла — слишком громко спорила со своим дружком возле дома его родителей, одного из тех самых старомодных, обшитых белым сайдингом домов. Стояла на красивом крыльце с витыми перилами и нецензурно ругалась.

Отец и мать дружка уехали на конференцию в Чикаго, а они с Дианой накурились дури и балдели, пялясь на огромный аквариум в гостиной. Его папаша в свободное время разводил кораллы. Поначалу Диана думала, что они служат главным образом украшением, не более занятным, чем расставленные по всему дому композиции из сухих цветов, но уже через несколько минут поняла, что никакое это не украшение.

Они были живыми, как животные, как мозг, и заключали в себе целый мир, состоящий из грез. И она была их участницей.

Глядя на свое лицо в стекле аквариума, она вдруг ясно поняла, что, возможно, она — часть декорации. Сквозь нее можно видеть предметы. Если дотронуться до нее рукой, она пройдет насквозь, стирая ее изображение, а может, и вовсе удаляя ее из этого мира.

Зато кораллы были твердыми и реальными. И мысли у этих существ, вздыхавших в подводной голубизне, были тяжелыми и неповоротливыми.

Если их не тревожить, может, они позволят ей остаться здесь.

Так она и сидела, окаменев и напряженно вслушиваясь в мысли подводных разумных существ, что пульсировали между островками ее воспоминаний. У одного были голубые щупальца. У другого — крохотные звездочки на концах отростков, похожих на пряди волос. Еще один напоминал розовый кустик с ветками из плоти. Она обернулась к Брайану, с которым познакомилась всего несколько дней назад на распродаже дисков в магазине «Биг Мама». Они еще даже не целовались, хотя она знала, что будут трахаться, иначе зачем он ее пригласил, пока родителей нет дома… Она повернулась к нему, чтобы разделить с ним обретенное откровение, донести до него свои новые чувства, приобщить к своему открытию существования под водой разумной жизни, и обнаружила, что он смотрит на нее, а вовсе не на отцовские кораллы и уже расстегнул джинсы и поглаживает член.

Она отвернулась, но Брайан схватил ее за руку и поднес к своему члену, разрушив очарование мечты. А ведь она уже почти поняла что-то невероятно важное, вот только что?

Теперь ей этого никогда не узнать, и она со всего размаху влепила Брайану пощечину:

«Козел!»

Сначала он просто рассмеялся. Диана попыталась встать, но он повалил ее обратно на кушетку.

Она боролась изо всех сил — пиналась, колотила его кулаками — не потому, что была против секса — она его ждала, а потому, что внезапное возвращение в реальность, оказавшуюся еще более отвратительной и вульгарной, чем раньше, повергло ее в шок и ярость.

Он разорвал на ней блузку, обозвал шлюхой. Она ответила, что у нее есть взрослый любовник с собственной пантерой, который придет и переломает ему все кости.

Он ударил ее, сильно, наотмашь.

Она упала и опрокинула лампу.