Вся жизнь плюс еще два часа

— «Нахмурив брови, следил за всадниками Черный король. Следил и радовался: впереди всех скакал наследник Зеленого короля, а Трандафир был последним. Сорина закрыла лицо руками. Она видела, что всадник в сермяге изо всех сил подгоняет своего маленького конька, но конек с каждым шагом отстает все больше и больше. И вдруг…» Трандафир, вот имечко, выговорить невозможно. Иван, Иванушка, Бова — то ли дело!

— Будет в следующий раз Бова. Обещали же, если эта пойдет хорошо. Будет.

— Я тебя умоляю, не разговаривай со мной как с полным идиотом, а из себя не строй святую, договорились?

Катя ответила:

— Ты прав, Трандафир выговаривается тяжело, но слово красивое и вполне славянского звучания.

Он засмеялся.

— Вполне басурманского.

Не бежал в неизвестном направлении, забыв позавтракать, не прятался на двенадцатом этаже, как в блиндаже, а сидел тут и работал.

— «Когда состязание окончилось, юноша подскакал к королевскому трону и смело сказал: „Ваше величество! Вы видели, что я выдержал, все три испытания. Исполните ваше обещание, отдайте мне в жены прекрасную королевну!“ — „Прочь с глаз моих! — закричал король. — Не отдам королевну за нищего!“» Ничего, а? Как ты считаешь, король не прав? Конечно, не прав, вот ты же, например, вышла замуж за меня.

«Значит, я сама виновата, я делала какие-то жуткие ошибки, — ругала она себя. — Хоть бы понять какие, чтобы не повторять. Плюс понять его психологию, разгадать код, и тогда можно будет всегда знать, что ответить. Сто из ста».

— Знаешь, а я опять голодный, — ласково сообщил художник.

Сидя дома, он готов был все время жевать. Ей, впрочем, это нравилось. Муж просит есть, в этом было что-то правильное.

— То ли ты так вкусно готовишь, что мне все время охота есть, то ли, наоборот, недокармливаешь, не пойму.

Он в третий раз поел супу.

— Ну слушай дальше, очень хорошо. «Королевна сказала отцу: „Ты опять не прав!“» Видишь, то же самое сказала, что я говорю. Не прав король, не смыслит ни черта, старая перечница. Чего ты смеешься?

— Смешно.

— А в самом деле, чего он путает? «И тогда королевна вскочила в седло рядом с Транда… Тран…» В общем, с этим самым типчиком и так далее… Неплохо!

— Конечно. Сказка есть сказка, спокойно можешь считать этого Трандафира Иванушкой.

— Не болтай, кто это мне разрешит. Национальный колорит нужен, и я его им предоставлю. У Петра Николаевича в библиотеке этого колорита навалом, он, пожалуйста, мне даст, вы с ним сговорились за моей спиной, разработали план спасения заблудшей овцы. А то, что ты советуешь, так это ты, матушка, толкаешь меня на халтуру.

«Тут самое место попросить прощения», — подумала Катя и сказала:

— Прости, пожалуйста.

— Думать надо.

— Прости.

— Простил. А в общем, сказка прелесть, Трандафир по-румынски роза. Ну, розан, скажем, для мужика прозвание «роза» как-то не очень. Но поскольку он, розан, был искусный резчик по дереву, это меня вполне устраивает. Что вообще может быть лучше резьбы по дереву… Ну, конец сказки понятен: «бежим!», «в погоню», великан, которого он выручил, их выручает. Вот видишь, матушка, выручать людей надо.

Она похвалила эскизы, безошибочно отобрала лучшие, толково объяснила недостатки там, где увидела их, в заключение еще раз похвалила и… перехвалила. По работе в редакции знала, что его нельзя хвалить, он сердился. Но ей на самом деле понравились некоторые листы, и она забыла, что надо хитрить.

Он сразу вскинулся:

— Опять делаешь из меня мальчика! Цуцу!

— Какую цуцу? — спросила она, с трудом сдерживая слезы.

— Простую! Цуцика.

Он нес всю эту чепуху от недовольства собой, она это понимала, жалела его и плакала. А плакать, нельзя.

— Реви, реви, тебя опять не поняли. Только отойди. От тебя воняет, как от банки с кремом. Что, я опять сказал что-нибудь обидное?

— Нет.

— Ой, иди ты со своей святостью. Или нет, оставайся, я уйду.

— Куда?

— Как это куда? Интересно. К себе. И ты не вздумай туда звонить и шляться туда. Сиди дома, читай, вышивай, можешь висеть на телефоне с подругами, Подруги есть?

— Есть.

Он начал успокаиваться.

— Хоп май ли. Туда носа не показывай. А то и так все смеются, что я превратился не знаю в кого, в трандафира.

— Дураки.

— Между прочим, люди отлично чувствуют, как к ним относятся. Все же видят, что ты их презираешь.

Отвечать на эту новую глупость не имело смысла.

Он ушел, шаркая домашними тапками и хлопнув дверью.

— Я сварю новый суп, — крикнула она ему вдогонку, расстраиваться она не собиралась.