Всяческие истории, или Черт знает что

С Куртом на самом деле ничего не произошло, он просто сбежал. Во время разъездов по поручениям барона ему на пути повстречался всадник, хорошо экипированный, с копьем наперевес. Курт ничтоже сумняшеся выбил его из седла, к чему рыцарь отнесся вполне благосклонно, словно бы в знак приветствия крепко пожал Курту руку и предложил спешиться, чтобы немного отдохнуть на траве. Лицо у рыцаря было старое и огрубевшее, но все же с явными чертами доброго нрава; несмотря на отчаянные повадки, он был одним из тех славных ребят, которые всю жизнь стремятся жить на широкую ногу, но так никогда и не достигают цели, то и дело размениваясь на сиюминутные удовольствия. Такие люди никогда не властвуют над собственной жизнью, будучи рабами мгновения. Он сражался за хорошую плату, во множестве стран на стороне разных господ, но не сохранил от тех времен ничего, кроме множества ранений да полной бутылки, из которой теперь и решил попотчевать Курта. Последний долго себя уговаривать не заставил — слез с коня, меч положил рядом и вытащил кинжал. Старик только рассмеялся над такими мерами предосторожности, прошелся по воинскому служению в замках знатных господ и восславил свободную жизнь — сегодня здесь, завтра там, но всегда именно в том месте, где веселье бьет ключом и добыча лучше. Жизненного опыта у него было достаточно, чтобы мгновенно распознать в душе Курта слабое место, и не успела бутылка опустеть, как был заключен их союз. Вместе со стариком Хансом аб Гютчем отправился Курт навстречу новым веселым приключениям.

Снова поступать на службу он не желал, к тому же теперь его легко могли узнать; промышлять разбоем на дорогах нравилось ему куда больше. Он размышлял в том духе, что если раньше, когда он был простым разбойником, добычи у него было в достатке, то какая же удача улыбнется ему теперь, когда он займется этим делом на рыцарский лад. Ханс от таких размышлений рассмеялся, но счел нужным возразить. Ему-то было известно, что знатные господа с разбойниками на дорогах обращаются так же, как с дичью в лесу, и не терпят в своих угодьях залетных пташек, а изловив их, тут же отправляют в ощип; но он полагался на свою счастливую звезду, каковая уже не раз помогала ему выбраться из петли, а если уж суждено петле затянуться, так тому и быть, и не важно, днем раньше или днем позже, вот что он думал. Они принялись за промысел, коим занимались главным образом между Цюрихом и Люцерном, но иногда заходили по Ааре и дальше; нападали на торговцев, да и вообще на всякого, кого полагали слабее себя. Нередко в насилии обвиняли владетеля земли, на которой они устраивали свои бесчинства, но тот всячески отрицал вину, пытаясь переложить ее на кого-нибудь из соседей, к тому же аб Гютчу хватило ума выбрать цвета и символы таким образом, чтобы подозрение непременно пало на того или другого. Так что все эти господа разругались еще до того, как поняли, что их водят за нос какие-то пришлецы. Когда в этом, наконец, убедились, рвение к их поимке лишь усилилось. Впрочем, у Курта с аб Гютчем водились друзья из простого народа, из отдаленных хижин; здесь они никому не вредили, делили особо лакомые куски с хозяевами, да еще и коротали с ними веселые ночи. Никто их не выдавал, зато часто нашептывали, где устроена засада. Так однажды вечером они узнали, что барон фон Эшенбах на следующее утро будет разыскивать их в своих владениях, где они провели некоторое время. Ночью они перебрались поближе к Цофингену, где рассчитывали укрыться на одном берегу в болотах и кустарнике, либо на другом, между холмов и утесов. Лошадей по темным переходам они вели за собой, а когда с рассветом свернули в лес, владения фон Эшенбаха давно были позади. Внезапно лошади громко заржали, из кустов раздалось ответное ржание, вокруг них все пришло в движение, и не успел старый Ханс вскочить в седло, как его повалили на землю, погнались за Куртом, но он, поняв, что Хансу помочь не сумеет, моментально очутился в седле и умчался быстрее ветра. Тут уж оставалось только радоваться, что вовремя обучился он езде, да избавился от монастырского коняги.

Напали на них молодцы из Цофингена, некоторые из которых оказались жертвами разбоя и грабежа; они прознали об охоте фон Эшенбаха и решили, объединившись с жителями Дагмарселлена и Кнутвиля, устроить засаду за пределами земель фон Эшенбаха да поглядеть, не попадутся ли в ловушку беглецы. Пташки эти о засаде и не подозревали, так что шли прямо в руки ловцам. Несчастного Ханса с триумфом проволокли по деревням до самого Цофингена. Он, однако, не падал духом, на все издевки отвечал весело и незлобиво, и не успели его доставить в Цофинген, как он, если и не полюбился всем и каждому, то уж точно заручился всеобщим сочувствием, однако дальнейшая участь его была неизвестна, хоть повешение ему, в любом случае, не грозило, — по крайней мере, не в Цофингене.