Всяческие истории, или Черт знает что

У всего этого есть и теологическое измерение. С теологической точки зрения такое упорствование во зле можно назвать ожесточенностью. Понятие это сложное, в некоторых местах в Библии сам Господь Бог способствует ожесточению рода людского, в других же — ответственность за такое поведение целиком и полностью лежит на самом человеке. Ожесточившийся человек отказывает себе в милости Господней, хотя лишь она одна и может его спасти. Самый древний пример — египетский фараон, о нем говорит и сам Готхельф в повести «Скряга Ханс»: «Мы поражаемся закосневшему в жестокости фараону, но помилуйте: что этот фараон в сравнении с жестокосердным Хансом». Эта фраза демонстрирует, насколько значимым примером казался самому Готхельфу этот отталкивающий образ. Скряга Ханс — своего рода собирательный образ современности, которая оставила всякую трансцендентность и которую Готхельф-политик мог наблюдать в качестве сторонника радикального крыла либеральной партии. Тем не менее, Ханс из Харца — не аллегория. Вся эта история с замужеством по расчету целиком и полностью проистекает из повествовательного инстинкта автора. Ханс пытается извести жену, но счастье, в котором пребывает ее больная душа, становится пыткой для убийцы. Все с большим нетерпением ждет он ее смерти и умирает на полчаса раньше.

Развязка эта едва ли не юмористическая, и действительно, гротескный юмор Готхельфа часто проявляется, когда он сталкивается с удивительными случаями неспособности к сочувствию и сопереживанию. Как, например, в истории «Задушевный разговор», которую в наше чувствительное время, когда грубые порывы скрыты глубоко в подсознании, вряд ли можно себе представить. Подобный же случай описан и в повести «Бенц». Печаль этой социальной зарисовки в то же самое время пронизана мощным комизмом, потому как отчаянный злодей предсказуемо попадает во все ловушки собственной мании величия, а каждое злодеяние стоит ему нескольких килограммов веса. Так и гениальный набросок «Вот как бывает» явно имеет комический характер. Сцена пробуждения скряги захватывает, в довольно сухом описании скрыт огромный потенциал, при этом неудивительно, что величайший комический писатель Швейцарии, страстный читатель Готхельфа Фридрих Дюрренматт именно из этой историйки Готхельфа заимствует финал одной из лучших своих новелл «Авария». Как темный силуэт скряги висит утром в проеме окна, осужденный собственной рукой, так и коммивояжер Трапс у Дюрренматта в раннем утреннем свете висит перед глазами пьяных судей, игра которых впервые в жизни открыла ему глаза на собственную низость.

Истории исцеления пользуются популярностью еще с XVIII века. Да и для самого Готхельфа они относятся к излюбленным образцам, но, учитывая ожесточенность его героев, ему часто нужны самые отчаянные события, чтобы произвести впечатление на ослепленных ужасом читателей. Самый яркий пример — обращение Курта фон Коппигена. Здесь автор отворяет шлюзы своей вулканической фантазии и доказывает, что он — первый и до сей поры непревзойденный по плодовитости автор швейцарской литературы. Но и эта ночь ужасов имеет психологическую подоплеку. События в таинственной хижине, сомнительные хитрости великой праматери из швейцарских повестей настолько хорошо подготовили Курта, что он оказывается способен отозваться на заключительный акт воспитания. Так что финал этой повести куда менее неожиданный, чем может показаться.