Всякий, даровитый или бездарный, должен учиться… Как воспитывали детей в Древней Греци

Если вкратце, то становление человека пифагорейцы разбивали на три периода по семь лет; обучение должно было происходить в каждом периоде с учетом особенностей возраста. При этом в зависимости от способностей, развития и мотивации ученики одного возраста могли получать знания разных уровней. Окончившие полный цикл обучения, составлявший пятнадцать лет, усваивали знания как открытые для всех, так и эзотерические, предназначенные только для посвященных, и в результате становились членами Пифагорейского союза — мистического общества, куда посторонним вход был заказан; но были и такие, чье образование ограничивалось только «открытой» частью.

Главный принцип, который исповедовался пифагорейцами, заключался в совместной заинтересованности учителя и ученика: первый должен был стремиться передать свои знания, а второй хотеть их получить. Как пишет Ямвлих, обучение происходило «при добровольном желании обеих сторон, учителя и ученика»^{4}. По мнению пифагорейцев, «если один из них будет когда-либо противодействовать, намеченное дело не может быть выполнено надлежащим образом»^{5}.

Пифагор первым предложил установить единый для всех обучающихся распорядок дня. Соответственно ему «пифагореец не вставалс постели до тех пор, пока не вспоминал все случившееся накануне… Он пытался восстановить мысленно, сначала что он сказал, или услышал, или какое приказание, встав после сна, отдал домашним, и что было вслед за этим, а что — еще позже, и свои следующие поступки он оценивал таким же образом. И опять вспоминал, кого первого он встретил, выйдя из дома, кого второго, и что было сказано сначала, что потом, и что еще позже. И о других событиях вспоминал точно так же. Он пытался восстановить в памяти все случившееся за целый день, стремясь припоминать в том порядке, в каком произошло каждое событие. Если свободного времени после сна у него было больше, чем обычно, он пытался припомнить таким же образом, что произошло позавчера»^{6}. Далее утро каждого ученика продолжалось пением под аккомпанемент лиры, дабы очистить ум ото сна, и прогулкой в священной роще, дабы в одиночестве (это было обязательным условием!) привести свое сознание в гармонию с окружающим миром. Приветствовалось, если прогулка и пение совмещались.

После этого все собирались в храме и слушали жреца, которому отводилась особая роль не только учителя, но и духовного наставника — он и преподавал, и «исправлял нравы». Затем следовали занятия гимнастикой и только после этого завтрак. Далее ученики опять отправлялись на прогулку, но теперь уже совместную — во время нее они припоминали и обсуждали услышанное от священнослужителя. Во второй половине дня ученикам предписывались совместные, под надзором учителей, чтения с комментариями прочитанного. Причем читал, как правило, самый младший из допущенных к занятиям ученик, а комментировал самый старший. Учитель по возможности не вмешивался. Завершался учебный день наставлениями учителя, и все отправлялись по домам, где каждый, чтобы успокоить дух, перед сном должен был некоторое время посвятить пению (о роли музыки и вокала в системе воспитания и философии Пифагора мы еще поговорим).

Учитель должен был «ношу помогать взваливать, но не снимать»^{7}, основные усилия направляя на развитие памяти учеников. Пифагорейцы «высоко ценили память, очень упражняли ее и уделяли ей много внимания. В учебе они не оставляли то, что им преподавалось, пока не усваивали твердо элементарные знания»^{8}. Усвоению способствовало обучение через математические символы — вообще, надо сказать, что математика в педагогике пифагорейцев играла также не последнюю роль. Если ученики по какой-либо причине не уразумевали урок, на следующий день все повторялось сызнова, и так могло продолжаться несколько занятий подряд.

Поощрялись сдержанность в чувствах и немногословие; соответственно порицалась болтливость, которая, по мнению пифагорейцев, свидетельствовала о поверхностном уме. Многие ученики давали обеты длительного молчания, дабы посвятить себе исключительно размышлениям. В числе других обетов им предлагалось «“ярмо не перешагивать”, то есть не лихоимствовать; “не ворошить огонь ножом”, то есть не раздражать колкими словами вспылившего в гневе; “венок не ощипывать”, то есть законов не нарушать, ибо они венки города. Вот еще в том же роде: “не есть сердца”, то есть не огорчать себя печалями; “на хлебной мере не сидеть”, то есть не жить праздно; “уходя, не оглядываться”, то есть, умирая, не держаться за эту жизнь; “по большим дорогам не ходить” — этими словами он (Пифагор. — В.П.) запрещал следовать мнениям толпы и велел идти за мнениями немногих и образованных…»^{9} Последнее было одним из корневых постулатов, на которых строились педагогические воззрения Пифагора, — он видел свою цель в том, чтобы воспитать у учащихся способность мыслить самостоятельно.