На зов сына Хабиб покинул убежище и предстал перед семьей пленным.
– Все, – определил Птичик. – Все! – Хабиб поднял на него испуганные глаза, давно уже не похожие на спелые маслины, и ожидал от этого огромного подростка насилия. – Все, ты больше здесь не живешь!
– А где? – спросил Хабиб.
– Ну как где? – удивился Анцифер и уточнил: – У каждого человека есть своя родина. Там ему лучше жить! Где родился, там и пригодился!.. Давай, дорогой, собирай вещи!
Хабиб было к матери оборотился, протянув к ней худые руки, но та виновато отвернулась, совершая в очередной раз предательство.
Всей семьей собирали Хабибовы вещи, оставили только кальян на память о нем, а он сидел в кухне на табуреточке и глядел в окно на осень. В этой стране всегда осень, думал он, даже когда лето и зима.
Мать его ребенка достала с полочки турецкий паспорт и протянула мужу.
– Я провожу его! – вызвался Птичик.
Он взял чемодан с вещами отчима и пошел на выход. Как бычок на заклание, поплелся за ним Хабиб. Уже в дверях он вскинулся и спросил:
– А сын?.. Сын мой как?
– Как-как! – отшила Хабиба Верка. – Ребенок с матерью должен жить!
Анцифер шел по улице чуть впереди Хабиба и думал о том, что не всегда мальчик должен оставаться жить с матерью. Сам бы он предпочел остаться с отцом, но Нестор умер, не оставив вариантов.
– У меня нет денег на самолет! – признался Хабиб.
Анцифер оборотился и, немного подумав, решил:
– У тебя вид на жительство российский есть! Быстро найдешь работу, недели за две заработаешь на билет.
Хабиб кивнул, а потом неожиданно заплакал. Его густые, похожие на оливковое масло слезы капали на асфальт.
Птичик подошел к нему и сказал:
– Обними меня, я дам тебе силы!
И Хабиб обнял этого странного подростка и действительно ощутил прилив сил, он больше не плакал, а успокоенно дышал на плече пасынка.
Через минуту Анцифер осторожно отстранил от себя Хабиба и добавил на прощание:
– А теперь уходи!.. Зверь!..
Возле подъезда Анцифера поджидал учитель.
– Ты где был?! – заорал. – Я в тебя вкладываюсь, а ты не ценишь!.. Где прячешься?! Я стараюсь, а ты!..
– Не надо кричать! – попросил Птичик. – Я же не раб ваш. У меня своих дел много!
– Почему ты не ходишь в институт?
– Я влюбился.
Учитель был обескуражен. Он знал, что такое быть влюбленным. Вспомнил рыжую Джоан и поинтересовался:
– А как же Нобелевская премия?
– Отложим.
– Надолго?
Анцифер пожал плечами: мол, кто знает, сколько любовь продлится.
Учитель сел на тротуар, обхватив руками голову. Он понял, что появившаяся надежда стать великим педагогом, чей ученик прославит Россию, канула в Лету. Перспектива возвращения в обычную школу на должность учителя физики навевала мысль о самоубийстве.
– Да не переживай ты так, учитель! Все еще будет!
– Тебе не понять! Когда перед тобой открыты все двери мира, когда ты обласкан планетой и любимой женщиной, вдруг тебе на голову падает горшок какой-то старухи Мейсен – и все! У тебя ничего нет! Твои мозги пусты и бездарны! Девушка твоя, солнце всей твоей жизни, отворачивается от тебя, – а зачем тогда жить?! Зачем жизнь без рыжей Джоан?..
Анцифер глядел на учителя, на его поражение от собственной жизни, и искал выход. Он нашел его быстро:
– Я тебе помогу.
– Как? – спросил учитель, в его глазах бултыхнулась надежда: – Вернешься в институт?
– Нет.
Надежда бултыхнулась и захлебнулась.
– Я решу пять самых трудных задач в истории и их решение подарю тебе! Если не будешь дураком, хватит на всю жизнь! И женщина вернется. Солнце твое! Согласен?..
Пообещав учителю вознесение на олимп славы, Птичик вернулся домой.
– Проводил? – поинтересовалась мать.
– Сука ты все-таки!
Она хотела было обидеться и запереться в своей комнате, но Анцифер удержал ее за руку.
– Ладно, – сказал. – Мне нужно у тебя спросить…
– Не хочу я с тобой разговаривать!
– Ну прости!
– Весь в отца! Тот тоже мудаком был!
– О'кей, один-один!.. Ничья! Я как раз об отце и хотел спросить…
– А чего о нем спрашивать! Чего о нем неизвестно? Лежит себе отдыхает, когда вся его семья страдает!
– Хорош, мам!.. Лучше скажи, не помнишь, что отец перед смертью сказал?
– А чего он сказал? Бред нес всякий! Тебе мозги напоследок решил покалечить. Кажется, удалось!
– Чего он сказал, мам?
– Другой левел! – крикнула из комнаты Верка, играющая с Соевым Батончиком. – Папуся сказал «другой левел», я сама слышала! Кстати, а что такое – другой левел?
Анцифер встрепенулся от Веркиных слов, будто ему стрела в сердце вонзилась, на глаза навернулись слезы, и он попятился, лишенный сил, в комнату, где упал на ковер лицом и заплакал, как в детстве.
А потом Верка гладила его по огромной мускулистой спине, успокаивала, приговаривая:
– Я тоже по папусе скучаю…
– Я могу у тебя жить? – спросил Птичик Алину.
– Если я попрошу, ты должен будешь уйти без вопросов!
– Согласен.
Они лежали в кровати, и Анцифер с удовлетворением чувствовал под собой новые простыни.
– Слишком много секса, Физик! – сказала она. – Я теряю себя!
– Ты всегда можешь отказаться.
– Не могу.
– Парадокс?
– Да.
– Женщине не нужно столько думать. Мыслительный процесс в конце концов делает человека несчастным, особенно женщину.
– Наверное.