Вдруг он заметил шагах в двадцати позади себя милиционера, что следовал за ним, с нескрываемым любопытством наблюдая за его правой ногой, вернее за предательски набухшей штаниной.
Быстро сообразив, чем грозит «провал операции» ему и его соратникам, дядя Петя резко остановился.
Остановился и милиционер.
Дядя Петя хлопнул себя по лбу – «мол, как я мог забыть, голова моя садовая», развернулся и пошел обратно.
Милиционер осторожно последовал за ним.
Дядя Петя вошел во двор – настырный милиционер за ним.
Три года службы в полковой разведке отточили смекалку инвалида войны – дядя Петя прямиком направился в общественный дворовый туалет.
В те времена работники милиции еще были довольно деликатными людьми – милиционер остановился у входа и стал ждать.
Дядя Петя вошел в кабинку, снял прищепки и… все содержимое весело «улькнулось» в выгребную яму.
Как ни в чем не бывало, дядя Петя гордо проплыл мимо работника милиции, повторяя про себя народную мудрость – «Не пойман – не вор!».
Было жаркое лето – температура днем доходила до 45 градусов.
К вечеру процесс брожения достиг апогея…
Министерства по чрезвычайным ситуациям тогда еще не было…
Все наглухо закупорили свои окна и молча стали ждать результатов борьбы со стихией…
Только спустя двое суток доблестные ассенизаторы «исчерпали» результаты активной жизнедеятельности обитателей нашего двора…
ЖЭК принял решение о переносе дворового туалета в другое место…
Телеграмма
Фишманы были евреями, их было много и от них было «шумно»!
Все взрослые мужчины славного рода Фишманов работали в такси.
Самым успешным из них был Миша – он ездил на ЗИМе!!!
В пятидесятых годах это была самая «крутая» марка автомобиля, не считая ЗИСа, на котором возили только членов правительства, за что его еще называли «членовозом».
В те времена работать в такси было небезопасно – часто по вечерам, под покровом темноты, совершались нападения на водителей.
Расчет был простой – к вечеру в карманах таксиста собиралась вся дневная выручка.
Как правило, грабители просто останавливали такси, садились на заднее сиденье и в самый неожиданный момент били водителя по голове тупым, тяжелым предметом.
Об этих нападениях знал весь город.
Поэтому каждый выезд таксиста на смену напоминал уход добровольца на войну: слезы, причитания и пожелания вернуться «живым и здоровым».
Это настроение передавалось уходящим: они становились нервными, угрюмыми и совсем не похожими на «строителей светлого будущего».
В восемь часов вечера с работы вернулся старший брат Миши и сказал: «Мишка в парк не заезжал!!! И в городе эту заразу никто не видел!!!»
Короткое «Ой!!!», вырвавшееся из женских уст, стало сигналом ко всеобщей панике.
Старенькая мама начала тихо рвать на себе волосы; Мишина жена принялась истерически жалеть детей; дети побежали во двор и рассказали всем, что папу, наверно, убили; соседи, конечно не с пустыми руками, потянулись сочувственной чередой в квартиру Фишманов – каждый принес совет, как нужно вести себя в сложившейся ситуации, и т. д. и т. п.
Было весело!
Дело было ранней весной, когда в природе наблюдаются резкие температурные колебания – ночью мороз, днем оттепель.
Мише Фишману повезло прямо с утра – он взял пассажира «до Обухова»!
Обухов – маленький районный центр в тридцати километрах от Киева.
Районные дороги тогда были грунтовыми.
Схваченная ночным морозом трасса довольно легко «прокатила» по себе черный ЗИМ, но… поднялось над горизонтом теплое весеннее солнышко – дорогу развезло и… Миша вместе с колонной других автомобилей стал дожидаться снижения температуры.
Домашний телефон в те годы был большой редкостью, но Миша, будучи человеком находчивым, еще днем сбегал на почту и «отстучал» родственникам телеграмму.
Телеграмма была самым скоростным средством коммуникации – ее принесли по адресу в час ночи(!), когда в нашем дворе уже дежурили две, как их тогда называли, кареты «скорой помощи», а соседи собирали деньги на похоронные венки!!!
Трясущимися от волнения руками жена «убитого таксиста» развернула листик бумаги и громко прочла: «Не волнуйтеся! Сижу на Обухов – жду на мороз!»
А через пятнадцать минут приехал и сам «убитый».
Такие были времена.
А если это любовь?
Ослепительно красивый бюст Джины Лоллобриджиды, появившийся во весь экран в знаменитом франко-итальянском фильме «Фанфан-Тюльпан», внес в жизнь мальчиков нашего двора смятение, смешанное с хрупкой надеждой на взаимность красавицы-актрисы в недалеком «взрослом будущем».
Чем черт не шутит!
Мне было тогда всего семь лет, но, увидев на экране Джину, я не спал несколько ночей, бесконечно прокручивая в опухшей от мыслей детской головке момент нашей с ней «случайной встречи».
Я очень хорошо представлял себе кульминационную сцену – мое лицо утопает в пышной белоснежной груди, трепетно вздымающейся от любви ко мне…
Но я никак не мог увидеть начало…