Я решил, что оставшееся время на флоте лучше буду не убивать людей, а наоборот, возвращать их к жизни. Для этого мне пришлось пройти через бесконечные собеседования с санитарами и офицерами медицинской службы на корабле. Когда я ушёл с «Америки», летом 73-го меня послали в Грейт-Лейкс на курсы. Их я кончил в октябре. У меня были такие высокие оценки, что меня рекомендовали для прохождения дальнейшего обучения. Так я попал на курсы хирургических лаборантов, а для этого мне пришлось продлить срок пребывания на службе ещё на тринадцать месяцев. Я был приписан к одной из двух хирургических команд в Грейт-Лейкс. Я служил там старшим санитаром.
Я служил в Грейт-Лейкс, когда вернулись военнопленные, и некоторых из них отправили туда. С ума можно было сойти. Очень многие веселились, гуляли вовсю. А я в то время о той войне ещё особо не задумывался. Для военнопленных устроили большую вечеринку. Большинство из них были пилотами и офицерами. Они страдали от последствий недоедания, сильно исхудали. Глядя на них, можно было понять, что пришлось им нелегко, как физически, так и психически. Один из них просто не захотел во всём участвовать и ушёл оттуда.
Видно было, что того парня, что ушёл, переполняла злоба, и со всей этой злобой ему приходилось жить. Наверное, не надо было для них ту вечеринку устраивать, по-другому надо было. После того случая я стал задумываться о своём собственном участии в той войне. Глядя на то, как он уходит, видя эту озлобленность, я спросил себя: «А есть ли во мне что-нибудь такое, что я, собственно, скрываю и предпочитаю не замечать?» Наверное, тогда ещё я считал, что участвовал в войне во имя Бога и страны. Но посмотрел я на его глаза и лицо его, на то, каким он был — а был он весь на вид натянутый, злой, и столько бы он хотел сказать, но никто ему не давал. Все там его приветствовали, поздравляли, и я тогда задумался — с одной стороны, слышу, как они его приветствуют, но ведь с другой — пытаются запрятать его под своими приветствиями, тортом, кофе, выпивкой.
Я думаю, что бы ни пришлось ему там пережить, его это очень даже переполняло, и никто не давал ему о том рассказать — все типа: «Здорово, ты герой, ты снова дома», такая вот чушь — а я думаю, ему нужно было сначала как-то излить свои чувства, а всё было устроено не так. Так горели его глаза, и был он такой худющий. От недоедания глаза впадают, потому что жировая прослойка расходуется на восполнение жизненной энергии. Было ему чуть-чуть за тридцать, а выглядел он намного старше. От того, как горели его глаза, я просто обалдел. Мне хотелось оттащить его в сторону, сказать: «Давайте поговорим обо всём». Но в то время, наверное, я был ещё или не готов, или не знал, как это сделать.
ВОЕННОПЛЕННЫЙ
Сбили меня 28 июня 1967 года, а выпустили 3 марта 1973 года… Господи, сегодня ведь годовщина моего освобождения… А мне как-то и в голову не пришло. Поразительно. Я и не думал, что смогу когда-нибудь не отметить этот день, и нате вам — забыл, что сегодня как раз тот самый день. Я пробыл там чуть меньше шести лет. По-моему, вышло около шестидесяти восьми месяцев.
У меня это был второй рейс в Тонкинский залив, когда меня сбили. Я служил в военно-морской эскадрильи, действовавшей с авианосца. В первом рейсе, в 1966 году, я был начальником штаба 143-й истребительной эскадрильи, базировавшейся на авианосце «Рейнджер». Во время того рейса мы много работали в Южном Вьетнаме. Делали кое-что и на севере, но по большей части, собственно, работали тогда на юге. Мы, собственно, масштабных бомбёжек на севере тогда ещё не начинали. Мы вернулись в Штаты в августе 1966 года, потом тренировались до следующего рейса, и отправились обратно в апреле 1967 года на авианосце «Констеллейшн». Я был командиром эскадрильи, и где-то через два месяца после того, как мы покинули Штаты, меня сбили.
Все наши вылеты производились в северную часть Северного Вьетнама — Ханой, Хайфонг и дельта реки Красной. У нас это называлось «Шестой набор». Такой терминологией мы пользовались, по ней Северный Вьетнам при планировании делился на части — с первого по шестой наборы. Первый набор — самый южный. Все знали, что в Шестом наборе «Индейские земли», потому что всякий знал, что летать туда на задания непросто, а все наши задания в то время и в том районе были непростыми.
В 1967 году, когда они увидели, что мы постоянно бомбим комплекс Ханой-Хайфонг, они переместили все зенитные ракеты, которые до того были довольно широко раскиданы по стране, сконцентрировав их всех в районе Ханой-Хайфонг. Кроме того, они постепенно наращивали количество своих МиГов, поэтому там была создана очень плотная комбинация МиГов, ЗРК и зенитной артиллерии.