Всё, что должно разрешиться… Хроника идущей войны

К лету на Донбассе кипела обоюдная ненависть. Украина стянула к границам Донецкой и Луганской областей группировку более чем в сорок тысяч человек: ВСУ, МВД, нацгвардия, добровольческие батальоны, разнообразные спецназы. В распоряжении этой армады было до шестидесяти танков, более трёхсот артиллерийских систем всех калибров, миномёты.

Плюс авиационная группа: до двадцати самолётов Су-27, Су-25, Су-24, и столько же вертолётов Ми-8 и Ми-24.

А ополчение? Авиации у ополчения не было; она так и не появится до конца войны. Танков ещё не имелось, разве что один или два, времён Великой Отечественной, всем на удивление сняли с постаментов, и даже завели.

Артиллерия тоже отсутствовала.

Миномёты были.

В Славянске у Стрелкова имелась САУ[9] «Нона», захваченная ещё в апреле. На эту «Нону», рассказывают, готовы были молиться; хотя, может, и молились самым натуральным образом. Сколько к началу лета было у Стрелкова людей, неизвестно — точный и поимённый учёт не вёлся, — предположительно от пятисот до двух тысяч человек.

Понемногу начали тогда складываться разрозненные подразделения в Донецкой и Луганской областях. Появились полевые командиры, которые, благодаря интернету, стремительно получили известность: Игорь Безлер, Павел Дрёмов, Александр Беднов, Алексей Мозговой…

Рос, не меньше чем на сотню человек еженедельно, отряд Захарченко.

Самой сильной боевой единицей на конец мая в Донецке был батальон «Восток» бывшего офицера спецназа Александра Ходаковского.

В целом ополчение к началу лета имело под ружьём не многим более десяти тысяч бойцов — в большинстве своём вооружённых, мягко говоря, посредственно.

Разница в количестве и технической оснащённости между киевскими силовиками и ополчением была на тот момент непреодолимой.

Однако эта разница говорит нам вовсе не о том, что украинские силовики воевали плохо (хотя они воевали, как правило, плохо).

И даже не том, что ополчение воевало хорошо — ополчение воевало очень по-разному, иногда с неожиданным успехом, иногда просто чудовищно; зато у ополчения точно было то, что именуется куражом; или можем назвать это — мотивацией. С другой стороны, сильнейшая мотивация была и у добровольческих батальонов.

В любом случае, указанная разница в оснащении доказывает лишь одно: если б подавляющее большинство населения Донецкой и Луганской областей не поддерживало ополченцев — они и недели бы не продержались. Но люди, непререкаемое большинство, были за них.

Только никто ещё не понимал, насколько прожорливой окажется эта мясорубка.

К 4 июня, после постоянных бомбёжек, Славянск остался без централизованного водоснабжения.

Однако любые попытки взять Славянск всё равно проваливались: минимальное — по сравнению с числом противника — количество ополченцев отбивало все попытки вытравить их из города. Впрочем, украинские силовики предпочитали бомбить, бомбить, бомбить.

5 июня «Восток» под личным командованием Александра Ходаковского попытался взять Мариновку — контрольно-пропускной пункт к югу от Саур-Могилы — чтоб иметь выход на Россию. Окончилось всё ужасно — батальон ополченцев потерял больше половины личного состава, и отступил, причём частично на территорию России. Под Мариновкой в очередной раз сыграла свою роль авиация — украинские пограничники вызвали Су-27 — и наступление задавили.

Но уже 7 июня удача выпала ополченцам: ими была захвачена стратегическая высота — Саур-Могила.

Начавшаяся война повлекла за собой различные страшные реакции: никто никогда не узнает, сколько в те месяцы по всей Украине случилось разнообразных, иногда кровавых конфликтов.

Один из примеров: на тот момент в украинской армии служило множество выходцев с Донецкой, Луганской и Харьковской областей. В большинстве своём воевать они не проявляли никакого желания.

Захарченко рассказывал, как в одной из частей задержали донецких «дембелей» — восемнадцать или девятнадцать человек; это было в последние дни мая.

Отец одного из них обратился тогда к Захарченко: как вызволить сына.