Всё, что от тебя осталось

Вопрос был хороший. Мне не мешало ничего, кроме собственной трусости. Я всю жизнь неизменно стремился напустить своему окружению пыль в глаза, выдавая себя за того, кем никогда не являлся. И что из этого получилось? Я не смог удержаться в вымышленном образе, но и остаться собой уже тоже не мог.

– Антон! Ты бросил Женю? Что с ней происходит?! – напористым голосом крикнул в трубку Олег Валерьевич Константинов.

– Женя не любит меня. Она страдает по другому парню – он уезжает жить в Америку.

– Кто это? – выдержав паузу, спросил он уже намного тише.

– Лапин.

Толина фамилия оказалась для него сродни таблетке хорошего успокоительного. Даже этот всемогущий человек не имел контроля над этим парнем. Женин отец откровенно не любил Толю, так как не имел понятия, чем запугать или купить этого парня, а поэтому предпочитал обходить его стороной.

– Ничего, поплачет и забудет. А мерена забери, чтоб на том свете нашу семью только добрыми словами вспоминали.

Я ничего не понял о том, кто должен вспоминать Константиновых на том свете хорошим словом, и почему данный посыл относился ко мне по средствам мерена. Но немного посопротивлявшись, я все же принял его подарок. Несмотря на новую безупречную зачетку в институт я так и не вернулся, решив посвятить год подготовке к вступительным экзаменам на астрофизический. Когда-то меня брали в этот вуз без экзаменов, но теперь, пять лет спустя, уже никто не вспомнит ни моих знаний, ни заслуг.

Страх встретить в один прекрасный день в университетских коридорах Таню никуда не пропал.

«Она будет готовиться к диплому, а это значит, что риск встретить ее будет гораздо меньше, чем прежде. Когда же мой первый курс будет закончен, она выйдет в свободное плавание в одну из астрофизических лабораторий, витая мыслями среди звезд и планет. Она забудет меня, так же как и я постараюсь когда-нибудь забыть ее!»

Глава 13

Предназначение

«Что, если у Земли есть память?

И информация не стерлась в пыль веков?

Что, если то, где мы живем, все знает?

Обрушившись дождем эмоций вместо тысяч слов…

***

Там, где война войною крыла,

Куда войска держали смертоносный курс,

Сквозь полотно времен ты не забыла

Наш крик и плач, и нашей крови вкус…

***

Ты, словно одержима паранойей,

Тоскою наполняешь сердце пустоты.

Что, если у Земли есть память, и человеку жить отрадно

Любви, где было больше, чем войны…»

***

– Антон, тебе удобно?

– Да, я вполне готов. Только расскажите мне еще раз, что с ней происходит. Там столько людей, я боюсь ошибиться.

Тетя Маша вновь раскрыла красный блокнот и принялась читать:

– Пациентка Лариса Анатольевна поступила с приступами суицидального характера, причиной которых явились навязчивые слуховые галлюцинации. Преимущественно больная слышит плач новорожденного так реально, как если бы она находилась с ним в одном помещении. Реже детский плач перетекает в навязчивый женский шепот, который невозможно разобрать на слова и предложения. Назначено лечение антипсихотическими препаратами. Через неделю после их приема психическое состояние пациентки ухудшилось, галлюцинации усилились, приобретая агрессивный характер. Громкость детского плача возросла, а из женского бормотания начали выделяться фразы прямого угрожающего характера «умри», «сгинь», «гори в аду».

Тетя Маша захлопнула папку и, подвинув стул к кушетке, села рядом со мной.

– Ее палата на третьем этаже. От лестницы в левое крыло и до конца, – закончили мы в унисон. – Специально перевела в одиночку и в самый конец, чтоб тебе было удобнее найти, – пояснила она. – Ты готов?

– Угу, – промычал я и закрыл глаза.

Строгий голос посчитал от десяти до одного, и я погрузился.

Открыв глаза, я очутился в затемненном кабинете городской психиатрической больницы. Выкрашенные стены, словно в изумрудной подсветке, сообщили мне, что я удачно вышел в астрал. Больничная кушетка с белоснежной простыней превратилась в непокрытую металлическую каталку, и я сел на ней, свесив голые ноги. Внизу, на разбитом кафеле стояли клетчатые тапочки, и, завязав махровый халат, я просунул в ни ноги. Зафиксировав взгляд на круглых часах, я обнаружил стрелки ровно на пяти.

«Убийство по неосторожности? – пришла спонтанная мысль. – Что ж, все может быть!»

Обходя немногие островки с разбитой плиткой, я вышел в коридор. Тут было непривычно пусто. Одна из железных продолговатых ламп повисла на длинных искрящихся проводах, преградив пусть к лестнице. Я припал спиной к стене, осторожно обходя опасность. Сквозь бугры цемента заблестели редкие темные лужи, в которые я тут же угодил двумя ногами, скрываясь от раскачивающейся лампы.

«Ай, ч…», – чуть не обронил я.

Ноги захлюпали в промокших тапках, когда я, наконец, подошел к широкой лестнице. Со стен свисали тонкие пласты отошедшей зеленой краски, а в темном углу снова подтекала облупившаяся ржавая труба.

«Сегодня слишком сыро, интересно почему?!»